Пират королевы Елизаветы

Мюллер В. К.

Нельзя не упомянуть также об одной подробности, которая дает хорошее понятие о безмерном тщеславии испанского короля и его народа. В королевском замке, где постоянно живет губернатор, на стене вестибюля, прямо против входа, так что нельзя не видеть, размалевана огромных размеров фреска с гербом испанского короля. На нижнем делении щита изображен глобус, на него задними ногами опирается взвившийся на дыбы конь, в зубах коня — свиток с латинской надписью: Non sufficit orbis, то есть мир тесен. Когда у различных идальго, ведших с нами переговоры по поводу выкупа, спрашивали о смысле этого изображения и надписи, они качали головой, отворачивались со сконфуженной улыбкой и отмалчивались. Один из наших заметил им, что если бы королева английская взялась по-настоящему за войну с испанским королем, то ему пришлось бы эту неразумную гордыню отложить в сторонку, потому что дела ему было бы более чем достаточно, чтобы сохранить и то, что есть: настоящий случай с этим городом дает тому для начала довольно убедительный пример.

Иные удивлялись, что в таком известном и прекрасно обустроенном городе, как Санто-Доминго, в котором живут такие благородные и так богато одетые господа (этого платья немало нашли наши солдаты на свое счастье), — и вдруг в нем так мало нашлось по-настоящему ценных вещей! Дело в том, что здешние аборигены, индейцы, уже давно вчистую истреблены испанцами. За отсутствием рабочих рук золотые и серебряные рудники на острове заброшены, и жители пользуются медной монетой; мы нашли громадные запасы ее. Корабли вывозят отсюда главным образом сахар, имбирь и кожи; вино, мука и всякие ткани доставляются из Испании. Серебряной посуды мы нашли сравнительно мало, в этом жарком климате пользуются широко глиняной посудой, которая привозится из Ост-Индии и которую они называют порселланом; пьют из стеклянной посуды, которую прекрасно выделывают на месте. Впрочем, кое-какое серебро, да и другие хорошие вещи мы все же здесь нашли. Домашняя обстановка у них пышная и богатая, им она дорого обошлась, а нам оказалась ни к чему.

От Санто-Доминго мы направились к материку и шли вдоль берегов до самой Картахены 15 . Город расположен у самого моря, так что некоторые из наших судов могли бы быть обстреляны. Но мы вошли в гавань, расположенную милях в трех к западу от города, совершенно беспрепятственно. К вечеру перебрались на берег и под покровом ночи, стараясь возможно тише ступать, приблизились к городу. Мы шли по узкой полоске земли между океаном, с одной стороны, и внутренней бухтой — с другой; в ширину она имела к концу не больше пятидесяти шагов. Пересекая эту косу, перед нами высилась каменная стена, а перед ней — ров. В стене были небольшие ворота, наглухо забаррикадированные большими бочками из-под вина, наполненными песком. Нас заметили и ждали. Из-за стены на нас был направлен огонь шести кулеврин 16 , со стороны залива нас обстреливали две большие галеры с одиннадцатью пушками и тремя— или четырьмястами мушкетами. И те, и другие пороха не жалели и осыпали градом пуль и ядер. Мы не отвечали и быстро двигались вперед, спеша к воротам. Начался их штурм, полетели вниз бочки с песком, все смешалось в рукопашной схватке. К счастью, наши копья оказались длиннее и наши солдаты лучше защищены. Враг не выдержал горячего натиска и бежал. Мы ворвались в город, преследуя его, и скоро завладели рыночной площадью. На всех улицах оказались траншеи и баррикады. Редко приходилось видеть более искусную и тщательную земляную работу. На разных местах были расставлены индейцы, стрелявшие из луков отравленными стрелами; малейшая царапина вела к смерти. Кроме того, потом мы нашли еще целый участок земли (которого мы счастливо избежали, держась ближе к воде), где торчали палки заостренным и тоже отравленным концом вверх, фута в полтора длиной.

15

Картахена — город на северном берегу Южной Америки, в Колумбии, верстах в трехстах к востоку от Панамы.

16

У нас им соответствовали пищали (В. М.)

Мы могли торжествовать победу. Враг бежал из города, мы были хозяевами положения. Одно было плохо: вспыхнувшая еще в пути повальная болезнь хотя и потеряла прежнюю силу, но не прекратилась. Даже перенесшие ее не поправлялись, многие теряли память, так что про людей, которые болтали пустяки, говорили : «Он болен калентурой» (испанское название этой горячки). Причиной болезни считают тамошний воздух, очень опасный в часы вечера или начала ночи (по-испански la serena) для всякого, кто не родился и не рос с детства в этом климате. А нашим солдатам приходилось многие часы ночи проводить в карауле на открытом воздухе.

Смертность заставила отказаться от намерения идти на Номбре де Диос, оттуда сушей — на Панаму, чтобы перехватить сокровища и тем вознаградить себя за скучное плавание. На военном совете командиров сухопутных частей было решено, что, хотя все готовы продолжать свою службу по-прежнему и все далеки от мысли об усталости и тем паче об отказе, тем не менее лучше возвратиться домой, так как, во-первых, людей годных к бою, осталось всего около семисот человек и самые лучшие, самые надежные солдаты либо уже погибли, либо больны; во-вторых, добыча, полученная до сих пор и ожидаемая от Картахены, далеко не такова, чтобы удовлетворить ожидания, с которыми участники экспедиции отправились в плавание. Что касается суммы выкупа, то участники совещания пришли к заключению, что нужно отказаться от тех ста тысяч фунтов стерлингов, которые были назначены первоначально, и удовлетвориться двадцатью семью, которые были предложены испанцами, когда город был еще цел. «Мы можем принять эту сумму, не теряя нашего достоинства, — гласило постановление, — так как мы нашли полное удовлетворение в грабеже дочиста всего их домашнего имущества и товаров и в сожжении большей части города». В заключение офицеры отказывались от причитающейся им части с предстоящего выкупного платежа Картахены в пользу тех бедняков, которые рискнули своею жизнью ради благородной борьбы с самым главным и опасным их врагом — испанцем. Некоторые при этом затратили свои последние гроши и теперь заслуживают справедливого вознаграждения.

Это мнение было принято, и решено было собираться домой. С испанцами сошлись на тридцати тысячах фунтов, или ста десяти тысячах дукатов. Когда договор был заключен, подписан и деньги получены, мы покинули город и остановились в монастыре в четверти мили от него. Тогда мы заявили испанцам, что монастырь этот еще наш, так как он не был включен в соглашение, распространявшееся лишь на самый город. Увидя свою ошибку, испанцы поспешили заключить с нами дополнительное соглашение на монастырь и на небольшой блокгауз на берегу. Мы требовали по тысяче крон за каждое из зданий; испанцы отдали требуемое за монастырь, а блокгауз предоставили нам, уверяя, что выкупить его они не в состоянии, так как и без того доведены до последней крайности. Тогда блокгауз был взорван на воздух порохом.

После шестинедельного пребывания на Картахене мы покинули его в последний день марта. Не прошло и двух-трех дней, как большой корабль, захваченный нами в Санто-Доминго в день Нового года и поэтому названный нами Новогодним подарком, дал сильную течь. Мы заметили утром его исчезновение и вернулись назад, обеспокоенные его судьбой. Оказалось, что команда выбилась из сил, откачивая воду. Между тем груз корабля представлял порядочную ценность; на нем были взятые пушки, кожи и другая добыча. Весь флот вернулся в Картахену, где дней восемь мы употребили на перегрузку и размещение команды по другим кораблям.

Было бы неправильно умолчать о том, как генерал принимал живое и непосредственное участие, как самый скромный матрос во всех работах. Так было и в Санто-Доминго и повсюду. Никогда он не полагался слепо на своих помощников, даже самых искусных и надежных. Всюду был его глаз, но особенно там, где была опасность. В таких случаях он всегда предпочитал подвергнуться ей сам, чем подвергнуть другого.

Обойдя Кубу с западной стороны, наша флотилия направилась вдоль восточных берегов Флориды. Было решено проведать наших соотечественников, переселившихся за год перед тем в Виргинию. Генерал предложил им на выбор одно из двух: или он оставит для них корабль с достаточной командой и продовольствием, который будет ждать их в течение месяца и поможет им произвести дальнейшие разведки в глубь страны и по побережью, а затем заберет всех желающих в Англию, или же, если они считают дальнейшие разведки ненужными, они могут все (поселенцев было сто три человека) теперь же присоединиться к флоту. Многие высказывались за первое предложение. В распоряжение поселенцев был предоставлен один из наших кораблей, и они заняли его, так как среди них было много умелых моряков. Но тут разыгралась сильная буря, длившаяся целых три дня, оборвавшая многие из наших канатов и оставившая на дне морском много якорей. Некоторые корабли лишились всех своих якорей, в числе их был и корабль с поселенцами. Избегая берегов, подвергаясь величайшим опасностям, они вынуждены были держать прямой курс на родину, где мы впоследствии и увиделись. После такого происшествия остальные поселенцы решили возвращаться немедленно вместе с нами, и 28 июля 1586 года мы бросили якорь в Портсмуте, окончив свое плавание к вящей славе нашей королевы, нашей родины и нас самих.

Общая сумма всей добычи была определена в шестьдесят тысяч фунтов стерлингов. Из них двадцать тысяч получила команда, остальные сорок — джентельмены-пайщики. На долю каждого матроса и солдата должно было, по-видимому, достаться около шести фунтов. Мы потеряли всего около семисот пятидесяти человек.

Всего мы отняли у испанцев двести сорок пушек, из них на Санто-Доминго — около восьмидесяти, на Картахене — шестьдесят три.

VI. НАПАДЕНИЕ НА КАДИС

Такого страшного удара Филипп еще не испытывал. Итак, ему приходилось не только терпеливо сносить нападения на свои далекие колонии и время от времени лишаться очередных транспотов с золотом и серебром; оказывается, он не был в безопасности и у себя дома, в Европе. Визиты Дрейка могут повторяться к невыносимому позору для кастильской чести. Адмиралы давно убеждали его, что необходимо готовить большой несокрушимый флот, Старый адмирал маркиз Санта Крус представил ему целую программу действий: надо мобилизовать все, весь испанский флот, посадить на суда все войска, надо послать сто пятьдесят больших боевых судов, триста шестьдесят меньших и транспортных, шесть галеасов и сорок галер — всего пятьсот пятьдесят шесть судов и девяносто четыре тысячи двести двадцать два человека всех родов оружия. Перед такими страшными жертвами и затратами Филипп продолжал колебаться.