Пират (сборник)
Шрифт:
Вместе с тряпкой ей на колени упал свернутый в трубочку кусок бумажки.
7
На пустыре, около мастерской Воробушкина, каждый вечер собирались подростки со всего Заречья. Последнее время на двух деревянных скамейках не хватало места.
Дети устраивались на земле, положив кирпичи или дощечки, а самые малые облюбовали нижние сучья старой вербы и облепляли их плотно, как грачи.
Все вместе сидели полукругом, плечо к плечу, голова к голове, и смотрели в центр полукруга, где сидел спиной к стене единственный взрослый среди этой детворы – Воробушкин.
Завтра начиналась очередная многодневная игра в «Камо», а сегодня дети еще раз слушают рассказ Воробушкина о Семене Аршаковиче Петросяне, известном под кличкой Камо. Митька слушает рассеянно: с завтрашнего дня он сам станет Камо – руководителем боевой дружины. Час тому назад его единодушно выбрали в предводители, и от счастья ему трудно спокойно сидеть на месте и слушать знакомый рассказ. Митька старается сосредоточиться и смотрит в лицо рассказчику. Это лицо, вот уже три года, он видит ежедневно. Прежде он считал его уродливым, потом привык и перестал замечать уродство. Но сегодня лицо Воробушкина вдруг показалось ему красивым и почти молодым. Митька не слушает, о чем говорит Воробушкин. Он начинает изучать лицо, словно собирается писать с Воробушкина портрет.
Лицо у Воробушкина сухое, плотно стянутое кожей, разделено на части резкими, глубокими морщинами. Крупный нос, когда-то давно рассеченный надвое, сросся криво, толстый белый рубец захватил, кроме носа, всю левую щеку.
Митька старается найти, что же изменило сейчас это лицо, и не может. Оно совсем такое, как обычно. Только легкий румянец выступил на скулах, да и тот слабо виден под копотью, да глаза… Глаза у Воробушкина большие, слегка выпуклые.
Сегодня они не кажутся строгими и очень сильно блестят. Митька вспоминает, что он уже раз видел такие глаза и такое лицо у своего друга.
Это было в начале весны, когда первый раз прилетел чужой белый турман и кувыркался над голубятней.
Но вот рассказчик потерял слово, откинулся немного назад и прикрыл глаза.
У него длинные, сухие веки, как у птицы.
И голова Воробушкина сразу становится похожей на голову какой-то незнакомой птицы. Переломленный нос изогнулся, как толстый клюв.
И все же эта птица сегодня кажется Митьке красивой. Он вспоминает начало их дружбы и улыбается в самом неподходящем месте рассказа.
Воробушкин кончил говорить, задумался и смотрел в одну точку.
Слушатели молчали – не то переживали услышанное, не то ждали, что Воробушкин еще что-нибудь прибавит. Но Воробушкин ничего не прибавил, он прислонился к стене и закрыл глаза.
Тогда самый малый, слушавший первый раз, спросил:
– Он красивый был… Камо?
Воробушкин поднял веки, внимательно посмотрел на всех, словно разыскивая спросившего, и сказал очень серьезно:
– Такие люди всегда красивые, и самые красивые те люди, что других заставляют быть красивыми.
– Как это? – заинтересовался Митька.
– Белого турмана помнишь, что прилетел?
Митька кивнул.
– На голубятне сидит голубь как голубь, а летать начнет – и от самого глаз не отведешь, и вся стая с ним по-другому летает. Такой и он, Камо, как турман этот.
– Он теперь жив? – спросил тот же голос.
Воробушкин посмотрел на сук, где сидел малыш, и сказал зло, словно обвиняя во всем его, малыша.
– Живет. В каторжной тюрьме живет.
И Митька увидел, как мгновенно исчезла вся красота Воробушкина. Лицо стало злым, неприятным, и даже шрам резче и уродливее.
Воробушкин пошарил у себя в карманах и, не найдя табака, поднялся и ушел в мастерскую.
Тихо переговариваясь, дети остались сидеть.
Возглас одного из мальчиков прервал беседу:
– Ребята, смотри, кто пришел!
На пустыре, недалеко от мальчиков, стояли Катя и Самсон.
Мальчики переглянулись, они недоумевали, как после таких проводов, какие они еще совсем недавно устроили этим рыжим артистам, те опять решились появиться в Заречье, да еще на их пустыре.
– Ну, в третий раз им сюда идти не захочется. Надо отучить.
Митька сказал это серьезно, как взрослый, и не торопясь встал.
Появление Самсона и Кати после строгого наказа не попадаться на глаза ребята считали вызовом, требующим немедленного возмездия.
Гости, робко поглядывая на мальчиков, стали пробираться по краю пустыря к мастерской. Успевший загореть до черноты Митька первый загородил им дорогу. Он придвинулся ближе к остановившемуся Самсону и проговорил угрожающе:
– Ну?
У Самсона побелели губы и нервно задергалась бровь. Он оглянулся по сторонам, не то ища защиты, не то собираясь бежать, но только переступил с ноги на ногу и остался стоять на месте.
– Ну? – еще более грозно спросил Митька и уцепился пальцами за медную солдатскую пуговицу на курточке свистуна.
Катя шагнула вперед и, отстранив его руку, загородила собой Самсона. Рыжеволосая, веснушчатая девочка и черный, как цыганенок, мальчик столкнулись нос к носу.
За спиной Мити стояли его испытанные друзья, готовые в случае нужды вступиться за друга. Он, гордый недавним избранием, чувствовал, что обязан не уронить себя в их глазах, но решительно не знал, как вести себя с этой девочкой.
Она стояла перед ним, как кулачный боец, слегка расставив ноги, а правая рука ее была крепко зажата в кулак.
Видно было, что она готова драться и защищать грудью укрывшегося за ее спиной слабого и беззащитного друга.
– Забыли, что вам сказано? – решил продолжать наступление Митька.
– Чего лезешь? Пусти, не трогают тебя!.. – И Катя попыталась столкнуть его с дороги.
– А, ты кулаком? – Митя толкнул ее в ответ.
Несколько минут они ожесточенно молча толкали друг друга. Каждый старался толкнуть сильнее, и ни один не хотел уступить дорогу.