Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)
Шрифт:
От этой лютости мне стало не по себе. Лучше всего рефрен в Балладе Вийона. Рефрен всех купил.
Надежд и мира пусть не знает сброд, Не может быть, чтоб доблестью блистал ВСЯК, КТО НА ФРАНЦИЮ ХОТЬ МЫСЛЬЮ ПОСЯГНЕТ!Серж,
В глубине души мне хотелось, чтобы Ролан вытащил фант нашего" злого гения", потому что в его каюте я слышала прелестнейшую мелодию. Она так и звучит в моей памяти: ''Ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля. Но не знаю песенки слова-а-а…''
К сожалению, французские слова не прозвучали,
Песня на английском языке,
Ее в радости поют, ее поют в печали,
И моя рука в твоей руке…
Вот я и сочинила! Не так складно, но это же для себя, и только. А поют ее при Дворе Карла Второго, конечно, где же еще…Мы говорили об одной балладе, автором которой был Карл Орлеанский. Вот бы ее спеть, но она не по теме: она относится к возвращению. И совсем не о войне, а о мире: ''Война мне враг, войну я не хвалил…"
Наконец Ролан вытащил фант – сапфировую брошку виконта!
– Просим, просим! – закричала уважаемая публика.
– Минутку, – сказал Рауль, – Схожу за своей гитарой.
Капитан де Вентадорн пожал плечами и переглянулся со своими офицерами. Похоже, ему не понравилось, что ''морская'' гитара, которой воспользовался наш менестрель, Серж, не подошла г-ну виконту.
Между тем, как только он выбежал из кают-компании… /Все взялись бегать, такая жизнь пошла суматошная!/…к графине де Ла Фер, с опаской, чуть ли не по-кошачьи ступая, приблизился де Невиль. Шевретта и Оливье о чем-то принялись шептаться. У Оливье был виноватый вид, он как бы оправдывался перед графиней и показывал на свою бандану с лилиями. А она его вроде как успокаивала и даже снизошла до того, что собственноручно перевязала ему этот экзотичский пиратский платок, после чего барон галантно поцеловал ей руку, а она с насмешливой улыбочкой потрепала его по щеке. Я, кажется, догадываюсь, о чем они говорили. Узнав из беседы Штаба о пиратской униформе, я поняла, что Оливье во время экскурсии по ''Короне'' прятался от графини, так как боялся ее упреков, что это он, несчастный злополучный барон де Невиль, втянул ее драгоценного ненаглядного сыночка в эту войну. Иначе с чего бы ему было прятаться? Именно он, де Невиль, вбежал в каюту и сказал Раулю, что его хочет видеть его матушка! Тогда он попался под руку Шевретте, и она вовсе не думала отчитывать барона. Но барон зря боялся. Они беседовали спокойно. Оливье перестал дичиться.
А мне было страшно. Вмешаться в разговор я не могла: повода не было, и я очень боялась, не проболтался бы барон де Невиль обо мне! Кажется, Оливье не узнал меня. Но барон де Невиль втянул в войну с мусульманами не только своего друга, виконта де Бражелона, но и меня. Именно он, барон де Невиль, начальник охраны моего отца, явился, переодетый нищенкой, в монастырь Святой Агнессы и рассказал мне, что мы начинаем войну с дикарями, на эту войну уезжает мой отец, и выложил как на духу интригу короля, Лавальер и Рауля.
Вот тут-то барон, узнав о детской влюбленности моей, разразился целым монологом, что я, именно я, Анжелика де Бофор, Юная Богиня Фронды, могу ''привести в чувство'' его близкого друга,
Бражелона, пока этот бедняга не наделал каких-нибудь безумств. Вдруг де Невиль начал выбалтывать все это матушке г-на де Бражелона?
Я знаю, что Шевретта умеет развязать язык любому мужчине. И не таких, как барон, раскалывала милейшая Шевретта!
Нет! Он этого не сделает! Слава Богу, у меня хватило ума потребовать с него Слово Дворянина! Неужели можно нарушить Слово Дворянина? Я такого человека не могу представить даже в кошмарном сне!!! А теперь ведь это и не важно. Мало ли что было в детстве!
Сейчас я уже другая, все очень изменилось. Мне не понадобилось выяснять отношения с Раулем де Бражелоном, потому что я встретила и полюбила вас всем сердцем, Шевалье де Сен-Дени!
Ну вот, опять лирическое отступление! А остановилась я на том, что Рауль ушел за гитарой. Сабле передал морскую гитару с якорем на деке кому-то из своих и попросил на бис спеть песню буканьеров.
Что и было исполнено морячком. А сам де Сабле, заметив, как капитан скривился, тоже пробормотал, видно, обидевшись за морскую гитару: ''Скажите, пожалуйста, наша гитара, видите ли, не подходит его милости, подавайте собственную!'' – ''Золотая молодежь'', – только и сказал капитан. Вот тут я закусила удила! Мне промолчать бы, но я отлично знала ТУ ГИТАРУ и ее историю. Я сразу узнала этот прелестный музыкальный инструмент, и палисандровую деку, и костяные колки, и декоративную розетку из каких-то ценных пород дерева.
"Вы неправы, господин де Сабле, – сказала я помощнику капитана, – Вы привыкли к своей гитаре, а они – к своей. И та гитара, за которой ушел виконт, очень дорога ему. Это прощальный подарок его лучшего друга, графа де Гиша. Сам де Гиш когда-то захватил ее у испанцев. И все эти годы не расставался с ней. Я еще в детские годы видел эту гитару в руках молодого Граммона /. Но это же правда, я видела ее сама!/ Вы не совсем понимаете, господин капитан, с кем имеете дело. Речи нет о том, что ваша простая гитара не идет в сравнение с прекрасной испанской гитарой. Дело не в строе, не в цене инструмента, не в оформлении. Дело в дружбе отважных Ангелочков Принца Конде, начавшейся под испанскими пулями! Да вот!"
Да вот – приходится объяснять его поступки самому капитану. А то ведь, правда, моряки могли понять не так и обидеться. Но я, кажется, понятно все объяснила, и Серж кое-что добавил от себя. Узнав о боевом прошлом своего пассажира и его испанской гитары, де Сабле и капитан уже не ехидничали, а встретили виконта, как и вся компания – аплодисментами, что его, по-моему, несколько удивило. Итак, мы обратились в слух. Что-то споет нам виконт? – думала я. Хорошо бы ту милую английскую песенку, только со словами.
"Это для Ролана, – сказал виконт, – Песня "Капитаны". Ролан, я сочинил это, будучи вашим ровесником, следовательно, очень и очень давно". Ролан задрал нос, ему очень льстило, что для него поет песню сам виконт. Я оставила место, чтобы записать слова. Когда-нибудь я их узнаю.
Далее другим почерком:
1. Как жаль, что я не верю в ваши планы,
При всем желаньи – верить не могу.
Но снова в путь уходят капитаны,
Оставив нас на грешном берегу.
Им дела нет, что паруса в заплатах,
Что после шторма трюм – как решето.
Они поют, душа у них крылата,
Теперь не остановит их никто.
Последний золотой свой заплатив,
Они спешат в Придуманное Завтра,
Насвистывая старенький мотив.
С наивностью глупца или поэта,
Поверив детской сказке до конца,
Они готовы мчаться на край света