Пираты. Книга 1. Остров Демона
Шрифт:
Я внутренне похолодел. Кто не боится боли? Если уж Дюпон превратился в такую развалину, то что станет со мной? Больше всего я боялся, что расскажу Моник все. И тогда она обязательно постарается отнять дельфина у Дрейка. Казалось бы, невыполнимая задача — но что для этой женщины могло быть невозможного?
— Они обязательно вернутся, мсье Клод! Нам нужно терпеть.
— Будем терпеть! — кивнул он. — Только теперь это по большей части твоя задача. Кто там кричал с «Ла Навидад»? Неужели Кристин совсем оправилась от раны? Я, вообще-то, считал ее мертвой. Что ж, это обнадеживает. Моник будет
— Простите, Дюпон. Я не могу вам этого рассказать, и надеюсь не рассказать Моник.
— Вот оно как? — буканьер устало оперся о стену и прикрыл глаза. — Если вы передали дельфина Дрейку, то это… Очень огорчительно. Что ж, я сделал что мог, а теперь уж пусть будет, что будет.
— Ваша лягушка… — решился я. — Когда вы держали ее в руках подолгу — к вам никто не приходил? Не было видений, например, голосов?
Дюпон открыл один глаз, некоторое время смотрел на меня, а потом усмехнулся.
— Многое становится понятным. Или, точнее, появляется еще больше вопросов… Поговорим об этом как-нибудь потом, если останемся живы.
Трое пиратов, которые сперва хотели меня придушить, сменили гнев на милость, когда Дюпон объяснил им, что я — единственная надежда на спасение. Они даже помогли мне перевязать разбитую голову и напоили теплой, вонючей водой из грязного кувшина. Кормили их только с утра, несколькими сухарями, так что больше угостить новичка оказалось нечем.
В тот день меня не трогали, и я вскоре уснул. Проснувшись или, скорее, очнувшись утром я весь день ждал, что Моник пришлет за мной, но ничего не произошло. Ожидание становилось мучительным. Единственное, что хоть как-то развлекало — разговоры с Дюпоном. Он по-прежнему с удовольствием рассказывал увлекательные, а часто и смешные охотничьи байки.
— А знаешь, что удивительнее всего, Джон? Нет, не волшебные предметы, не остров Демона, не Башня Сатаны и даже не наше путешествие во времени! Самое удивительное, что когда Моник пытала меня… Я вдруг простил ей все. Сам не знаю, как это произошло, почему… Стало ее жалко, и все. И простил.
— Жалко? — мне казалось, что Дюпон и слова-то такого не знает. — Жалко Моник? Но с ней, кажется, все в порядке!
— Нет, Джон. Когда она жгла мне спину, я вдруг понял, что жизнь обошлась с ней не лучшим образом. Я терял сознание от боли, и вот, как-то очнувшись в очередной раз, понял, что мне ее жалко. Такая злоба не появляется в людях просто так, особенно в женщинах. — Дюпон вдруг встрепенулся. — Кстати! Тебе ведь, наверное, тоже интересно, откуда у нее появился дельфин! Ты ее не спрашивал?
— Моник говорила, что какая-то женщина подарила ей талисман в детстве, — припомнил я.
— И мне говорила то же самое, — кивнул Дюпон. — Может быть, это даже правда. Но я вспомнил вот о чем: удалось подслушать разговор двух солдат. Один из них бывал в Польше и утверждал, что когда Моник меня пытала, то временами ругалась на этом языке.
— Она полячка? — я имел весьма смутное представление об этой далекой стране. — Так вот откуда такой необычный акцент!
— Надо полагать, из Польши. Может быть, и дельфин приплыл оттуда?
— Вы говорите о Польше? — Моник подошла к нашей клетке и поморщилась. — Какая у вас тут вонь! Хуже чем в свинарнике. Да, я из Польши, не понимаю только, какое вам до этого дело. А вы, значит, снова друзья? Так нечестно, давайте тогда и я опять буду с вами дружить! Как когда-то на бриге «Устрица».
— Давай, — лениво согласился Дюпон. — Открывай клетку и будем дружить. Или пойдешь жить к нам?
— Открыть клеть! — приказала Моник часовым. — Но пока только для тебя, Джон. Вернешься сюда или нет, зависит только от тебя.
Мои ноги не слишком крепко ступали, когда я поднимался на палубу. Привыкая к солнечному свету, я закрыл глаза ладонью, но долго так не простоял — два дюжих испанца скрутили мне руки за спиной.
— Сейчас тебя подвесят на рее, — объяснила Моник. — И слегка похлещут линем. Слегка, потому что первый раз. Начинать, или сразу расскажешь, где был «Ла Навидад»?
— Поднимайте! — сказал я. — Ты ведь все равно мне не поверишь, если сразу расскажу.
— Умнеешь день ото дня! — она одобрительно похлопала меня по щеке. — Еще немного, и догадаешься, что куда разумнее держать мою сторону!
— Я ничего не знаю о твоей стороне.
— Не заслужил! — Моник отошла и встала рядом с дремлющим на стуле адмиралом. — Граф! Вы просили вас разбудить, когда начнем! Поднимайте его.
Канат дернул мои запястья кверху, ноги оторвались от палубы и я повис, изо всех сил напрягая мускулы рук. Однако первый же хлесткий удар линем по моей спине заставил вздрогнуть, и мои плечевые суставы едва не вывернулись. Впереди, справа и слева от меня простиралась бесконечная водная гладь, жарко палило карибское солнце. Мне нравились эти края и жизнь моя здесь тоже нравилась! Второй удар, по животу, заставил зашипеть от боли.
«Дюпону приходилось хуже! Значит, это только начало! А раз так, рано жалеть себя — худшее впереди!»
Уж такие мы, шотландцы, большие оптимисты.
Глава семнадцатая
Надежда и спасение
Конечно, я рассказал Моник многое, как и советовал Дюпон. Зачем запираться? Когда висишь с заломленными руками и получаешь удары линем по самым чувствительным местам от весьма опытного боцмана, молчать просто невозможно. А фантазия работает вовсю! Я рассказал ей, как мы встретились с Дрейком, великим капитаном, как вместе с ним устроили засаду в горах и перехватили перуанское серебро, много тонн. Победу отпраздновали, добычу разделили, и груженый серебром «Ла Навидад» отправился к Тортуге.
— Почему же никто не нашел серебра в вашем трюме? — сурово спросила Моник, когда меня опустили на палубу.
— Потому что трюм проверить никто не догадался, ты сразу стала требовать у Моник Ключ!
— И где теперь мой дельфин? У Кристин его не было! Я смотрела ей прямо в глаза!
— Я и забыл о нем! — это было правдой, и я придумал на ходу: — Кристин хотела продолжить грабежи, но команда настаивала на возвращении в свое время. Вот собрание и решило у нее дельфина забрать и передать старому Мерфи — он очень хотел вернуться, и дельфин бы ему помог.