Пироскаф «Дед Мазай»
Шрифт:
Венера Мироновна покивала:
— У тебя вполне цивилизованная внешность… Только вот царапины, да пиратская серьга на ухе…
— Ничуть не пиратская…
— Не спорь… Здравствуйте, молодой человек! Позвольте обратиться с вопросом… — Это она уже не насупленному Сушкину, а гладко выбритому дяде с блестящей причёской и в белоснежном кителе.
Дядя, сверкая флотскими нашивками, заулыбался:
— Рад служить, сударыня.
— К кому мне… и вот этому мальчику… обратиться по поводу выигрыша в лотерее. Понимаете, странная неожиданность…
— Понимаю! Замечательный
Он указал на ближнюю дверь. Пропустил в неё Венеру Мироновну и Сушкина. Усадил в прохладные кресла у полированного стола. На стенах висели штурвалы и карты с синими жилами Томзы и её притоков. На подоконнике белела модель фрегата (хотя, конечно, по здешним рекам парусные корабли не ходили). Окно было открыто. Слышалось шмелиное жужжание. Это был уже не один шмель, а два. Что они, специально гоняются за Сушкиным? Впрочем, вели себя насекомые добродушно, Сушкин их не опасался.
Штурман-администратор по фамилии Разносол взял у Венеры Мироновны снимок, повертел, покивал и поинтересовался, когда счастливые владельцы парохода намерены забрать выигрыш.
— А то, понимаете ли, он занимает место у причала…
— М-м… Простите, Игорь Игоревич, у мальчика и у меня вопрос. Нельзя ли вместо парохода получить его денежную стоимость? Иногда так делается при лотерейных розыгрышах…
Штурман-администратор второго разряда не перестал улыбаться, но как-то затвердел.
— К сожалению, сударыня, это исключено. Если пароходство станет выплачивать наличные, оно разорится в две недели. Мы для того и прибегли к услугам лотерейной фирмы, чтобы избавиться от устаревшего плавсредства. Законы экономики.
— Но тогда вы, может быть, что-то посоветуете? — жалобно сказала Венера Мироновна и недовольно глянула на Сушкина (а он-то разве виноват?).
— С удовольствием! — обрадовался штурман Разносол. — Есть два пути! Вы можете связаться с фирмами вторичного сырья, где судно пустят на чёрный и цветной металл. Я дам вам адрес и телефоны…
— А второй путь? — насупленно спросил Сушкин, и ему перестало нравиться в кабинете.
— Второй путь такой! Вы арендуете где-нибудь недорогой причал, наймёте нужного человека… хотя бы не капитана, а сторожа… Мы перегоним судно туда, а дальше вы уже будете думать не спеша… Дело в том, что у своей пристани мы можем держать пароход не больше недели.
— О, Господи, — простонала старшая воспитательница.
— В конце концов, у вас есть ещё семь дней, — улыбчиво разъяснил штурман Разносол. — А сейчас я выпишу сертификат. Пароход не может оставаться без хозяина, а мальчик — его собственник… Как зовут юного судовладельца?
Венера Мироновна слабым голосом продиктовала фамилию, ненавистное имя «Фома» и даже отчество «Петрович», неизвестно откуда у Сушкина взявшееся. Игорь Игоревич вручил Сушкину документ в синей с золотом обложке и пожал руку. А Венере Мироновне дал бумажку с телефонами Вторчермета и Вторцветмета. Было понятно, что «Трудовой славе» жить осталось недолго. Сушкин со слезинкой в голосе спросил:
— А пароход-то… он где? Можно на него хотя бы посмотреть?
Игорь Игоревич подобрел:
— Разумеется, молодой человек! Это недалеко. Я провожу…
Штурман-администратор шагал впереди и время от времени подавал Венере Мироновне руку. Они шли вдоль штабелей из бочек и ящиков, по ржавым рельсам и мимо перевёрнутых лодок. Все было так загадочно, будто в кино о приключениях в старом порту. Но Венера Мироновна (Афродита, ёлки-палки!) нервно морщила переносицу. Видимо, ей здесь не нравилось — женщинам не угодишь!
Наконец вышли к заболоченной бухточке, через которую тянулся пирс — сооружение, похожее на недостроенный мост из бревенчатых опор и толстых досок. Здесь-то и стояла «Трудовая слава».
Пароход был гораздо больше, чем думал Сушкин, когда смотрел на снимок. Чёрная широченная труба с похожей на корону верхушкой, антеннами и жестяными флажками оказалась такой высоты, что у Тома Сойера слетела бы с запрокинутой головы шляпа. У Сушкина шляпы не было, но заболели шейные позвонки.
Да, судно, выглядело обшарпанным, но все же не так сильно, как боялся Сушкин. Коричневая краска на обшивке рубок и кают местами облупилась, на низком чёрном корпусе виднелись ржавые проплешины. Зато громадные полукруглые кожухи, которые сверху прикрывали гребные колёса, были заново покрашены белилами. Видимо, совсем недавно — название парохода на них ещё не успели нанести. Оно проступало старыми, чуть заметными красками сквозь свежую эмаль. И латунные поручни были надраены — шарики на стыках трубок горели под солнцем… Рядом с колесом, где тянулся по борту над водой широкий брус, примостились несколько босых мальчишек, удили рыбу.
«Ишь, устроились как дома», — кольнула Сушкина ревнивая досада. Но тут же он мысленно дал себе по загривку: «Подумаешь, собственник-бизнесмен! Жалко тебе, что ли?»
По шатким сходням прошли внутрь корпуса. («Осторожнее, сударыня… Мальчик, не испачкай носочки, здесь пыль».) Сразу обступил особый, «пароходный» запах — сырое железо, мазут, старый лак. По крутой лесенке (по трапу!) поднялись на верхнюю палубу. Её нагретые солнцем доски пахли свежевымытым полом. Сушкина опять охватил речной простор. «Ну, прямо Миссисипи…» Конечно, здешняя река была меньше, чем в краю Тома Сойера, но чайки исправно кружились рядом с трубой и над палубой, и одна чуть не слопала шмеля, который вертелся неподалёку
— А там что? Капитанский мостик, да?
— Надо говорить: «господин штурман», — вставила Афродита.
— Рулевая рубка, — разъяснил господин штурман-администратор. — А мостик — это пространство вокруг…
— Господин штурман, можно в рубку?
— Ох, Сушкин, — поморщилась Афродита. Но штурман сказал, что можно.
В рубке были широкие окна, блестели медными кольцами часы и непонятные приборы. А самым главным здесь оказался штурвал — деревянное колесо ростом с мальчишку, покрытое ореховым лаком и с медными колпачками на рукоятях.