Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников
Шрифт:
Что же могло показаться возмутительным и дерзким в «Тяжелых снах»? С точки зрения «традиции» прежде всего сюжетно-тематический блок. Воспитанный на классической прозе от Пушкина и Гоголя до Тургенева, Достоевского и Толстого, русский читатель в одном сравнительно небольшом по объему произведении получал «букет» острых криминальных сюжетов и табуированных тем, которые могли вызвать (и вызвали) неприятие, осуждение, иронию и даже смех.
С точки зрения обывателя (среднего русского читателя и критика), изложенные в романе события, вероятно, представлялись в весьма безнравственном или комическом свете. Пьяный учитель изнасиловал девочку-подростка, его заключили в тюрьму, но скоро отпустили на свободу на поруки, по ходатайству сердобольной городской общественности, так как подобные обыденные проступки серьезными провинностями не считали (к сожалению, читатель еще не был знаком с исповедью Ставрогина [263] , а то бы его удивлению не было конца). Главный герой романа, опять же учитель, коллега насильника, зарубил топором местного воротилу — по причине физического отвращения и ненависти к нему, мук совести не испытывал, преступление скрыл из презрения к людям — толпе узколобых обывателей; невеста его поддержала, с повинной в полицию идти не уговаривала, напротив, предлагала забыть: «Ты убил прошлое, теперь мы будем ковать будущее <…>. Пойдем вперед и выше <…> не будем оглядываться назад. <…> Зачем тебе цепи каторжника?» (тут читатель припоминал диалоги Раскольникова и Сонечки и снова удивлялся). Незадолго до совершения убийства учитель взял на воспитание мальчика, сбежавшего из приюта, ребенок стал для него источником сладострастных помыслов и невроза: лишить его невинности или пощадить (русский
263
Глава «У Тихона», отвергнутая редакцией «Русского вестника» в журнальной публикации «Бесов» (1871–1872) и не вошедшая в опубликованный текст романа, впервые была опубл.: Документы по истории литературы и общественности. — Вып. 1. — М.: Изд. Центрархива, 1922. — С. 3–40.
Самое «дерзкое» в «Тяжелых снах», что, по-видимому, могло возмутить и оскорбить русского читателя, — это философия индивидуализма, воспринятая героями Сологуба как вседозволенность, дававшая свободу утверждать себя в «усладах сверхъестественных… и даже противуестественных» («пикантный опыт расширяет пределы жизни»), и право на агрессию («Мы — хищники, мы обожаем борьбу, нам приятно кого-нибудь мучить»).
Вполне понятно, что напечатать такое произведение в середине 1890-х годов без потерь в тексте было невозможно, и его появление, даже в искаженном виде, на страницах «Северного вестника» было издательским подвигом Л. Гуревич.
Тем не менее недовольный и огорченный Сологуб 24 марта 1895 года подвел итог истории журнальной публикации «Тяжелых снов»:
……………………………………………………………………… Свистали, как бичи, стихи сатиры хлесткой, Блистая красотой, язвительной и жесткой. ……………………………………………………………………… Цензурой оскоплен нескромный мой роман, И весь он покраснел от карандашных ран. Быть может, кто-нибудь работою доволен, Но я, — я раздражен, бессильной злостью болен, И даже сам роман, утратив бодрый дух, Стал бледен и угрюм, как мстительный евнух. ……………………………………………………………………… И, бледный декадент, всхожу я на ступени, Где странно предо мной зазыблилися тени, Таинственным речам внимаю чутко я, И тихих сумерек полна душа моя. Смеясь моей мечте жестоко и злорадно, Мне люди говорят, что тайна неразгадна, Что мистицизм нелеп, что путь науки строг, Что смертен человек и что развенчан Бог [264] .264
Сологуб Федор.Неизданные стихотворения 1878–1927 гг. // Неизданный Федор Сологуб. — С. 68.
Вследствие цензурного давления, перестраховки и вмешательства редакторов текст романа при публикации в «Северном вестнике» заметно пострадал. Это осложнило отношения автора с ранее дружественной редакцией [265] . В ноябре 1896 года, после неожиданно разгромной статьи Волынского о «Тяжелых снах», напечатанной в журнале [266] , раздраженный и готовый к разрыву Сологуб писал Л. Гуревич: «Хорош или плох роман, это уже от размера моих способностей зависит, но работал я над ним не как наемник, а потому и подчинение мое чужим мнениям не может быть беспредельным» [267] .
265
См.: Сологуб Ф.Письма к Л. Я. Гуревич и А. Л. Волынскому. — С. 112–130; Куприяновский П. В.Поэты-символисты в журнале «Северный вестник» // Русская советская поэзия и стиховедение. — М., 1969. — С. 125–129; Rabinowitz S. J.From the Early History of Russian Symbolism: Unpublished Materials on Fedor Sologub, Akim Volynsky, and Lyubov’ Gurevich. — P. 121–143.
266
Волынский A. Л.Литературные заметки (Новые течения в современной русской литературе. — Ф. Сологуб. — Декадентство и символизм. — Письмо Л. Денисова…) // Северный вестник. — 1896. — № 12. — Отд. II. — С. 235–246; перепеч.: Волынский А.Декадентство и символизм // Волынский А. Борьба за идеализм. — С. 315–320.
267
Сологуб Ф.Письма к Л. Я. Гуревич и А. Л. Волынскому. — С. 121.
Отдельные искаженные и сокращенные фрагменты (5, 9, 10-я главки 10-й главы) были восстановлены по рукописи в отдельном издании «Тяжелых снов» (СПб.: Типолит. А. Е Ландау, 1896). Кроме того, Сологуб внес несущественные изменения в композицию романа и произвел стилистическую правку: изменил ряд глагольных форм, именных окончаний, синтаксис, сделал некоторые сокращения [268] .
Эпизоды, исключенные по цензурным соображениям, были частично восстановлены во втором издании «Тяжелых снов» (СПБ.; М.: изд. т-ва «М. О. Вольф», 1906); в большем объеме — в третьем издании, выпущенном «Шиповником» (СПб., 1909), по которому роман воспроизводился в четвертом издании (Собр. соч.: В 12 т. СПб.: Шиповник, 1909. Т. 2) и пятом издании (Собр. соч.: В 12 т. СПб.: Сирин, 1913. Т. 2) [269] .
268
23 марта 1896 г. Л. Гуревич писала Сологубу об отдельном издании «Тяжелых снов»: «Благодарю Вас за роман. Я на него набросилась, несмотря на давнее знакомство с ним. Начала с того, что выбранила за обложку, на которой заглавие, по тяжеловесности и ширине, напоминает Андозерского и Дубицкого <герои романа. — М.П.> и не имеет ничего общего с какими бы то ни было снами. Потом бранила Вас за слишком дорогую цену: нужно было назначить не больше 1 р. 50 к. Потом высмотрела все новое в романе — против прежнего. Некоторые страницы мне очень понравились. Но первая полустраница в знаменитой сцене (стр. 31) показалась мне и недостаточно реальной, и нелепой по смыслу, и холодной, особенно восклицания Логина, — не выражают решительно никакой психологии. „Мы на вершине. Какая радость! Какая печаль“. Это „мэонично“, но отнюдь не художественно и не поэтично. И я долго ругалась. А потом, пересматривая многие страницы романа, я настолько радовалась им, как художественным и поэтичным, что это одно и дает мне право ругаться в этом письме Вам» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 216. Л. 21–22).
269
Сравнительный анализ первого и третьего изданий «Тяжелых снов» — первой и окончательной версий см.: Клейман Л.Ранняя проза Федора Сологуба. — Ann Arbor, 1983. — С. 44–89; Редько А. Е.Федор Сологуб в бытовых произведениях и в «Творимых легендах» // Русское богатство. — 1909. — № 2. — Отд. II. — С. 56–79; см. также: Кривенкова Е.Образ Логина в первопечатной и окончательной редакциях романа Ф. Сологуба «Тяжелые сны» //
3
…еще в моем первом романе «Тяжелые сны» я говорил, что истинно-новое обретается на исхоженных путях. Новая форма, как и новая мода, занимательна для современников, а для будущих поколений вся наша новизна обветшает и заслонится новыми, столь же суетными, исканиями, и останется только то, что ни старо, ни ново, а просто хорошо.
Роман, над которым Сологуб трудился более десяти лет («lentement, lentement, comme le soleil» [271] , — сообщал он в предисловии к третьему изданию), стал для него обобщением жизненного опыта и одновременно высшим творческим достижением за прошедшие годы.
270
Сологуб Ф.Ответ Государственной Академии Художеств на поздравление по случаю 40-летнего юбилея его литературной деятельности // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 171. Л. 1.
271
Медленно, медленно, как солнце ( фр.).
В «Тяжелых снах» вполне определились темы и проблемы, характерные для его прозы в целом, обозначились доминанты авторского стиля и эстетические приоритеты, остававшиеся также существенными в период работы над «Мелким бесом». Оба произведения создавались на стыке культурных эпох и получили многоплановую стилистическую ориентацию [272] , генетическая связь первых романов Сологуба была сразу же отмечена в критике: «Между ними существует несомненная преемственность и в мыслях, и в форме. Это две крупные ступени той внутренней лестницы, по которой, то поднимаясь, то опускаясь, движется душа писателя» [273] .
272
Об особенностях художественного метода «Тяжелых снов» см.: Романова Е. И.Художественные концепции мира и человека в натуралистическом и символистском романе; Удонова З. В.Из истории символистской прозы (о романе Ф. Сологуба «Тяжелые сны») // Русская литература XX века. (Дооктябрьский период). — Сб. 7. — Тула, 1975. — С. 33–48; Старикова Е.Реализм и символизм // Развитие реализма в русской литературе: В 3 т. — М.: Наука, 1974. — Т. 3: Своеобразие критического реализма конца XIX — начала XX века. — С. 181–194).
273
Вергежский А. [Тыркова-Вильямс А. В.]Тяжелые сны // Слово. — 1909. — № 702, 7 (20) февраля; перепеч.: О Федоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки / Сост. Ан. Чеботаревская. — СПб.: Шиповник, 1911. — С. 344.
В «Тяжелых снах» Сологуб избрал типичный для его прозы хронотоп — русская провинция конца века (1880–1890-х годов), а также основной повествовательный тон — в традициях социально-бытовой реалистической прозы XIX века (по мнению современников, выступил «как реалист с изумительным знанием быта, которое ставит его наряду таких писателей, как Чехов, Гоголь, Щедрин» [274] ).
Вместе с тем изображение провинциальных нравов и пошлости среды не было темой романа. В основу «Тяжелых снов» поставлен центральный для «всего художественного и философского творчества <писателя. — М.П.> вопрос о смысле жизни» [275] . В письме от 15 ноября 1895 года к Л. Гуревич Сологуб объяснял, что в центре «Тяжелых снов» — «современный человек, живущий более книжными и отвлеченными интересами, потерявший старые законы жизни, усталый, развинченный и очень порочный. Логин ищет истины и предчувствует ее, ищет сознательно… Жизнь его и есть вся непрерывно<е> искание истины, на всех путях ищет ее тщетно, потому что истина не покупается трудом, а дается даром и вдруг, как девичья любовь» [276] .
274
Иоаннесиан А.Творчество Сологуба // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 100. Л. 5 об.
275
Иванов-Разумник.О смысле жизни. Федор Сологуб, Леонид Андреев, Лев Шестов. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1908. — С. 5. По мнению критика, эти три писателя «вышли из Ивана Карамазова», «поставили во главу угла своего художественного и философского творчества вопрос о смысле жизни».
276
Сологуб Ф.Письма к Л. Я. Гуревич и А. Л. Волынскому. — С. 119.
Центральный вопрос «Тяжелых снов» обозначен непосредственно в заглавии, отсылающем к трактату Ф. Ницше «Так говорил Заратустра». Ср.: «Десять истин должен найти ты в течение дня: иначе ты будешь и ночью искать истины, и твоя душа останется голодной»; «надо обладать всеми добродетелями, чтобы спать хорошо» [277] .
Три центральных персонажа романа — Василий Логин, Клавдия Кульчицкая и Анна Ермолина (Нюта), по замыслу автора, принадлежат к тем, «кто днем не нашел свои десять истин», их троих мучают «тяжелые сны». «Умственный человек» Логин ищет истину на путях разума, Клавдия на пути страсти («Любить, испытывать страсть, гореть с обоих концов» — вот смысл жизни), Анна утверждает истину «в любви к людям».
277
Ницше Ф.Соч.: В 2 т. — М.: Мысль, 1990. — Т. 2. — С. 20.
Философский пласт романа формировался посредством рецепции популярных в символистской среде идей Ф. Ницше [278] , Вл. Соловьева, Мережковского, Минского [279] , но главным образом посредством развертывания в повествовании метафизической модели А. Шопенгауэра («мир как воля и представление»), которая организует и подчиняет себе все художественное пространство произведения.
В повествовании о любви Логина и Анны угадываются центральные эротические концепции эпохи модернизма: кардинальная для творчества символистов утопия о преображении мира красотой (сцена в беседке в гл. 36), а также идея отказа от эроса в духе «Метафизики любви» А. Шопенгауэра (в стремлении Логина преодолеть «животную» природу инстинкта, не участвовать в продлении «дурной бесконечности») [280] .
278
О влиянии творчества Ф. Ницше на русскую литературу конца XIX — начала XX века см.: Nietzshe in Russia / Ed. By В. G. Rosenthal. Princeton Univ. Press, 1986; Данилевский P. Ю.Русский образ Фридриха Ницше (Предыстория и начало формирования) // На рубеже XIX–XX веков. — Л.: Наука, 1991. — С. 5–43;. Клюс Э.Ницше в России. — СПб.: Академический проект, 1999; в частности, о влиянии Ницше на прозу Сологуба см.: Сологуб Федор.Афоризмы. Достоинство и мера всех вещей // Неизданный Федор Сологуб. — С. 189–200.
279
О философских мотивах в романе см.: Удонова З. В.Из истории символистской прозы (о романе Ф. Сологуба «Тяжелые сны») // Русская литература XX века. (Дооктябрьский период); Бройтман С. Н.Федор Сологуб // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). — М.: ИМЛИ РАН, 2000. — Кн. 1. — С. 889–890.
280
Брошюра А. Шопенгауэра «Метафизика любви», фрагмент труда «Мир как воля и представление», издавалась, по желанию автора, отдельно на французском и английском языках. Впервые в русском переводе: Шопенгауэр А.Метафизика любви. — СПб., 1864.