Писатель. Дневник Джорджии
Шрифт:
– Слушай, – произнесла Джорджия, – а как ты вдруг обратился в Лео?
– Это давний трюк, – усмехнулся Джесси, – В своё время я сделал артефакт, который периодически позволял мне прикидываться братом. На самом деле, метаморфозисы – это довольно тяжёлая и болезненная процедура, для которой необходим дополнительный инструмент: приворотное зелье или артефакт. Превращения легко удаются только метаморфам и оборотням. Например, Сэмми- метаморфка. Правда, чаще всего она обращается в белую кошку, но если захочет, то может в кого угодно превратиться.
– Понятно, – кивнула Джорджия и отвернулась к окну. Снаружи дождь продолжал свой концерт всё с той же силой, если не с большей.
– Джесси, ты не мог бы отвернуться, – тихо проговорила она.
– Конечно.
Джесси послушался, а Джорджия пробубнила себе под нос: «Такое реальное ощущение холода, что я в самом деле волнуюсь, что могу простудиться. Бред! Ещё и раздеваться перед воображаемым героем…». Джорджия сняла мокрую одежду и быстро шмыгнула под одеяло. Она чувствовала, что колдун мог видеть её в нижнем белье через отражение, но решила не придавать этому значения, чтоб не мучиться понапрасну. Но мысли эти всё равно так и лезли в голову.
«Что же это такое? – думала Джорджия, – Меня же здесь как бы и нет, но почему же тогда я получила отравление от Фраусциса и сейчас мёрзну? Моё воображение слишком реалистичное!».
Карета слегка потряхивалась, хотя умелый кучер руководил ею как нельзя лучше. За окном было холодно, пусто, темно и как-то враждебно. Одеяла у обоих были влажные и не согревали два прозябших тела. Джорджия полусонно смотрела в окно, когда почувствовала руку на своём плече.
– Одеяло, верно, промокло. Ты холодная, – выговорил Джесси, хотя его губы уже даже посинели.
– Ты тоже замёрз. Тебе то пострашнее будет, если простудишься. Есть ли какие согревающие заклинания?
– Есть, но у меня не выйдет.
– Почему?
– У меня нет сейчас на это сил. К тому же я замёрз.
– Тогда что же нам делать?
– Есть один способ… – на лице Джесси появилось что-то на подобии улыбки.
Джорджия смутилась, но он продолжил.
– Напротив есть ещё одно одеяло. Мне кажется, что если мы сядем ближе друг другу и обнимемся, а ещё накроемся этим последним сухим одеялом, то нам будет тепло. Что скажешь? Я знаю, ты мне не доверяешь, и из уст моих это предложение звучит пошло, но…
– Что ж, не простудиться же нам в самом начале путешествия, – сказала Джорджия и аккуратно подобралась ближе к Джесси.
Колдун отбросил влажные одеяла, сел поудобнее, прижав к себе Джорджию, и закутал их обоих в последнее одеяло. Он чувствовал, как дрожит хрупкое женское тело не то от страха, не то от холода, но молчал. Джесси и Джорджия чувствовали друг друга кожей и согревались. Сперва волнение, растекавшееся огнём по телу, было неуютным. Но уже скоро Джорджия привыкла к Джесси и даже задремала.
Глава 10
Дневник Джорджии
Что такое труд писателя? Созидаем ли мы что-то или же только записываем то, что было, есть или будет? Трудно сказать. Но слова (пусть и воображаемого!) Джесси заставили меня задуматься. В самом деле, откуда я могу быть уверенной, что не связываюсь с другим миром, пока пишу историю? А вдруг так? И, может, все эти персонажи, которых я вроде бы выдумала, на самом деле существуют или существовали, или будут существовать в каком-то другом измерении? Ясно только одно. Писательство похоже на припадок, в продолжение которого я ловлю видения. Стоит только сесть за книгу, как время куда-то исчезает. Я проживаю день за днём с героями будто бы вторую жизнь. Я могу смеяться и плакать, пока пишу. Эти чувства и эмоции похожи на те, что испытываешь при просмотре трогательного фильма, но в разы глубже, потому что на тебе лежит ответственность за судьбы персонажей. Я даже не знаю, как описать чувства добросовестного писателя. Может, это похоже на отношение между родителем и ребёнком?
Меня увлекает мой мир. Ми-ра-ку-ла! Это моё заветное слово. Я удивительно много нового узнаю, пока пишу. И, если мир вокруг за эти часы остаётся прежним, я, наоборот, меняюсь. И удивительно, что раньше я говорила по-другому. Ну ладно, может быть, не я меняюсь, а моё восприятие меняется. Я не могу не сравнивать Миракулу и реальный мир. И порой мне, конечно, хочется остаться там, но… Я понимаю, что это неправильное желание. Сбежать от реальности – не выход. Бросить родителей – подло. Изменить реальный мир, чтобы он стал таким, как Миракула, я тоже не могу. Остаётся только жалеть, что Миракулы не существует. Или тот мир существует, но слишком далеко от меня. Для реальности достаточно того, что я, как бы это парадоксально не звучало, несу в себе Миракулу. Ведь я и там и тут одна и та же. Но вот, что ещё меня волнует: насколько персонажи в моей книге самостоятельны? Даже если Миракулы не существует, мои герои живут сами по себе или я всё-таки управляю ими? Я уже говорила, что не могу по-настоящему изменить основы своих историй, но что насчёт персонажей? Я, честно говоря, затрудняюсь ответить. Но иногда мне кажется, что я могу собрать их всех вместе и поговорить на отвлечённые темы, и мы будем в чём-то не соглашаться друг с другом. А с кем-то уж наверняка поссоримся! Но мне кажется, что если такое возможно, то эти персонажи всё-таки довольно самостоятельны. В конце концов, они же поступают так, как я бы ни за что не поступила! И, знаете, порой даже самые мои любимые персонажи, которых я считаю идеалом, меня раздражают.
Глава 11
Это Карлион, малышка
Джорджию пробудил ясный свет восходящего солнца. Он проскальзывал бесшумно и незаметно через узенький коридорчик стекла, не закрытого тёмными шторами, и попадал ровно в глаз. Джесси мирно спал, уронив голову назад. Полусвет падал на его профиль, и прямые вороные волосы поблёскивали под лучами. «А он очень красивый! – подумала девушка, улыбнувшись, – Если бы я встретила такого красавчика в реальном мире, то сразу же влюбилась». Джорджия вылезла из-под тяжёлой руки и, отодвинувшись, стала одеваться. Но как ни старалась она не тревожить отдыхавшего мужчину, Джесси всё равно пробудился.
– Ты уже проснулась? – спросил он каким-то нежным слабым голосом.
Джорджия качнула головой, поджав губы. Она смотрела в окно, пока Джесси одевался, но невольно всё-таки подглядывала за ним. Через полчаса карета остановилась, уткнувшись носом в железные ворота. Кучер пошёл открывать их. Джесси приоткрыл дверцу, чтобы подойти к нему со своим вопросом. В нос ударил добротный запах деревни: животных, грязи, утренней свежести, мокрой травы и свежей выпечки. Но кучер быстро разделался с воротами, и Джесси объяснился с ним около кареты, но о чём Джорджия не слышала да и не слушала: все её мысли отчего-то занимало лицо полусонного колдуна, с которым, как ни странно бы это звучало, девушка провела ночь. Кучер хлопнул Джесси по плечу, и колдун вернулся обратно в карету, которая тут же тронулась.