Пища любви
Шрифт:
— Но мы должны будем всех надуть. Абсолютно всех. Клиентов, критиков, поставщиков, персонал. Это очень серьезно, Бруно. Это тебе не шутки. Не девушку в постель затащить. Если нас поймают, мы не расплатимся. И никогда больше не сможем работать в ресторанном бизнесе.
— Meglio un giorno da leone che cento da pecora, как говаривал твой отец, упокой Господь его душу.
— Слушай, Бруно, я тебе рассказывал, как умер мой отец? — спросил Томмазо.
— Кажется, нет. Но я не любопытен.
— Он не обратил внимания на знак «стоп» и
— О Господи!
— Бывает, что львов убивают. Особенно если они бросаются под встречные грузовики.
— Хорошо, что мы собираемся открыть ресторан, а не транспортное агентство.
Томмазо вздохнул. Ему показалось, что Бруно его почти не слышит. Он знал по опыту: его друг, с которым всегда очень легко договориться, превращается в упрямого осла, когда дело касается еды.
— А тебя не смущает, что доктор Феррара предлагал стать шеф-поваром мне, а не тебе? — спросил он.
— Нисколько. Мы будем партнерами. Ты возьмешь на себя все то, чем сегодня занимаются шефы, — переговоры с поставщиками, связи с прессой, общение с доктором Феррарой и так далее. А я займусь тем, что мне действительно нравится.
Томмазо и Бруно отправились взглянуть на ресторан, который собирался купить отец Карлотты. Оказалось, что это захудалая траттория, крайне убогая и обшарпанная, теперешний хозяин которой был уже стар и собирался на покой, а потому ему все было безразлично.
Кристоф показывал им тратторию с таким видом, как будто вынужденно приносил извинения.
— У нас есть свои завсегдатаи, — доверительно сообщил он молодым людям. — Но здесь вокруг слишком много ресторанов, а люди теперь обедают вне дома гораздо реже, чем раньше.
— Ты слышишь, Бруно? — многозначительно произнес Томмазо. — Люди редко обедают вне дома.
— Лучший римский ресторан всегда будет полон, — возразил Бруно.
— Мне стало трудно платить зарплату, — продолжал Кристоф. — Иногда мы бываем в убытке, хотя такое случалось и в лучшие годы.
— Сколько у вас сотрудников? — спросил Томмазо.
— Двое. Джоан помогает мне на кухне, а Мария — официантка, — он понизил голос. — Честно говоря, именно из-за нее сюда и приходит большинство завсегдатаев. — Он подозвал молодую женщину, которая как раз сортировала ножи в дальнем конце зала, — Мария, подойди и поздоровайся.
Женщина повернулась к ним. Это была смуглая жгучая брюнетка с чувственным ртом и грудью навыкате; когда ее соблазнительное тело заскользило между столиками и стульями, Томмазо, задыхаясь, пробормотал: «Fossea' Madonna!». И по привычке расплылся в своей самой обворожительной улыбке. Впрочем, женщины такого типа в данном случае обычно хмурятся.
— Приятно познакомиться, — сказал Бруно и пожал ей руку — Скажите, Кристоф, как часто вы проверяете газовые плиты?
— Каждые полгода, — ответила за хозяина Мария — Во всяком случае, с тех пор, как я здесь работаю. А до этого, — она пожала плечами, — кто знает? Документация велась из рук вон плохо.
— Мария помогает мне и по административной части, — пояснил Кристоф.
— В основном любезничаю с кредиторами, — добавила Мария.
— Я уверен, что у вас это отлично получается, — многозначительно заметил Томмазо. Мария не обратила на него никакого внимания.
— Мы очень надеемся, что вы останетесь, — продолжил Томмазо.
— Может быть… — Она опять пожала плечами — Зависит от того, что вы собираетесь делать. Если мне понравится, я останусь. Посмотрю, как пойдут дела.
— У нас очень простой план, — сказал Бруно — Мы собираемся готовить самую лучшую еду в Риме. Настоящую римскую кухню, рецепты наших бабушек, но слегка осовремененные. Чуть попроще, чуть полегче, чтобы все выглядело по-новому, несколько непривычно.
— Гм… — Мария смотрела на него с подозрением. — Видимо, вы поменяете всю обстановку?
— Мне нравится и так, — заверил ее Томмазо.
Бруно подошел туда, где с темного крюка свисали сплетенные в косу головки чеснока. Он сжал в кулаке одну головку, и та рассыпалась в пыль.
— Кое-что, вероятно, придется слегка освежить, — сказал он — А вообще эстетика семидесятых сейчас в моде.
— Это грязная дыра, — заявила Мария тоном, не допускающим возражений. — Здесь придется многое поменять, чтобы привлечь молодежь, но не настолько много, чтобы от нас отвернулись завсегдатаи. Нужно сделать скромное освещение, но на все это вам понадобится по меньшей мере тысяча евро.
— Она очаровательна, — заметил Томмазо, когда они с Бруно пили кофе, вернувшись от Кристофа.
— Кто?
— Официантка.
— Производит впечатление очень ответственного человека. Пожалуй, это знак свыше, ведь ни один из нас не обладает этим достоинством, — Бруно пристально посмотрел на Томмазо. — Итак, мы беремся или нет?
— Безусловно, — ответил Томмазо, у которого рассеялись последние сомнения.
— Хорошо. Но нужно поменять название. Все должны знать, что это наш ресторан.
Томмазо немного подумал и предложил:
— Как насчет «Il Cuoco»?
— «Повар»? Гм… Это намек на тебя или на меня?
— На обоих.
— Что ж, значит, «Il Cuoco». — Бруно поднял чашку с кофе. — За лучший ресторан в Риме.
Одно дело — готовить конкретные блюда, и совсем другое — составить меню. Бруно очень быстро понял, что эта задача гораздо труднее. Но его воодушевляли мысли о Лауре.
На их маленькой кухне появлялись все новые и новые блюда. Бруно пытался воссоздать традиционные блюда римской кухни, при этом внеся в каждое из них что-то свое, дополнив их теми качествами, которые ему нравились в Лауре, — смесь сложности и простоты, свежести и едкости, невинности и опытности. В каком-то смысле каждое из его творений соответствовало ее вкусу.