Пища любви
Шрифт:
Работая, Бруно мурлыкал что-то себе под нос, с головой окунаясь в ароматы и сочетания продуктов. Позже, вспоминая об этом, он признался себе, что это было самое счастливое время в его жизни — все казалось возможным, да и сердце еще не было разбито, только дало трещину.
Лаура решила показать Томмазо свои любимые картины.
— Караваджо был очень несдержанным человеком — рассказывала она, когда они стояли перед «Мальчиком, укушенным ящерицей» — Однажды, во время спора о живописи, он набросился с кинжалом на другого художника. А еще он был очень
Томмазо понимающе кивнул.
— Да, нелегко работать официантом.
— Он был буквально одержим реализмом, — продолжала Лаура. — Хотел изображать на своих полотнах самых обыкновенных римлян, а не идеализированных библейских персонажей.
Но Томмазо уже двинулся дальше. Он считал, что ходить по картинной галерее нужно следующим образом: быстро все осмотрел, обратил внимание на понравившиеся картины и, нигде не останавливаясь, добрался до выхода.
В конце концов Лаура сдалась. Ну и что с того, что Томмазо не разделяет ее увлечения искусством? Его голова забита совершенно другими мыслями.
Томмазо очень беспокоила покупка новой мебели для «Il Cuoco». Они явно не укладывались в бюджет. Доктор Феррара нашел новых партнеров, в которых был не вполне уверен, но денег все равно не хватало на все, что хотелось сделать. Во-первых, украшение зала, которое стоило баснословно дорого. Во-вторых, старый винный погреб Кристофа: Мария настаивала — стоимость покупки ресторана подразумевала, что старый хозяин заберет все вино. Но хуже всего было то, что Бруно занялся подбором штата и заказал кухонное оборудование, совершенно не задумываясь о его цене. Когда Томмазо спросил его, действительно ли им необходимы двадцатискоростной миксер и печка, которая топится дровами, Бруно посмотрел на него с явным недоумением.
И тогда Томмазо решил: пусть Бруно получит все необходимое оборудование, а остальное Томмазо раздобудет тем же способом, каким он наполнял свой холодильник, когда только начинал работать официантом.
Каждый день Томмазо и Бруно выходили из «Темпли» с карманами, набитыми серебряными ложками, вилками и ножами. Позвякивая на каждом шагу, друзья спускались с холма, а дома складывали свои трофеи в специальный ящик.
— Если работать с такой скоростью, мы управимся не раньше, чем через год, — сказал Томмазо как-то вечером, изучая содержимое ящика, — Придется поднапрячься.
С того дня пропажи столовых приборов в «Темпли» приняли размеры эпидемии. Франциско выдвигал ящик буфета, и выяснялось, что чайных ложек там не осталось вовсе, а миски, блюда, десертные тарелочки и даже хрустальные стаканы исчезали с такой скоростью, словно в здании завелся домовой.
— Это дело рук мафии, — в отчаянии пожаловался он Алену. — Раз уж эти мерзавцы к нам прицепились, тут уж ничего не поделаешь.
У Алена не было ни малейшего желания еще раз встречаться с Теодоро и его компанией любителей макарон.
— Что ж, придется смириться. Купите новые приборы и поднимите цены еще на десять процентов.
Друзья Бруно и Томмазо очень скоро обо всем узнали. Винсент, Систо и остальные частенько приходили и приносили что-нибудь ворованное. Ведерки для охлаждения вина были позаимствованы в «Хилтоне» и «Интерконтинентале», кухня наполнилась предметами, исчезнувшими из «Рэдиссон» и «Мариотта». Однажды Систо примчался на мотороллере, зажав под мышкой кухонную мойку, вес которой уравновешивался электрической соковыжималкой, которую он вез в пакете, висевшем на противоположной стороне руля.
На декораторов денег не хватило, поэтому всю работу Томмазо и Бруно сделали сами. Они как раз красили стены, когда услышали странный звук, доносившийся из-под груды тряпок. Это оказался старинный телефон, который за много лет так охрип, что его звонок больше напоминал тихое верещание.
— Pronto, — сказал Томмазо, сняв трубку.
— Это «Il Cuoco»?
— Si, но мы еще не открылись.
— А когда откроетесь? — нетерпеливо поинтересовались на том конце провода.
— Через две недели, в субботу, — наобум ответил Томмазо.
— Хорошо. Я бы хотел забронировать столик.
— Первый посетитель — удивленно сообщил Томмазо, повесив трубку. — Такое впечатление, что все это правда.
Лаура решила надеть белые шорты, которые давно не носила. Но оказалось, что они на ней не сходятся. Она померила брюки, те тоже оказались тесны в бедрах.
Раньше ей было все равно, сколько она весит. Но теперь, осматривая себя в зеркале, она была вынуждена признать, что фигура ее сильно раздалась.
— Ничего страшного, — сказала Юдифь. — У меня куча шмоток, которые мне малы. Можешь их взять. А для занятий потрясающим сексом так даже лучше, правда?
Лаура призадумалась. Она никогда не говорила подруге, что секс с Томмазо можно назвать потрясающим. Конечно, Томмазо очень красив, а еда, которую он готовит, сильно заводит ее. Но что касается секса, Лаура постепенно укреплялась во мнении, что Томмазо… как бы это сказать? немного прямолинеен. Не говоря уже о небрежности. За то время, которое у него уходит на секс, не приготовишь даже традиционную римскую пиццу. Неторопливый и дотошный во всем, что касается готовки, он превращался в совершенно другого Томмазо — нетерпеливого, безудержного итальянца, который ездит со скоростью девяносто миль в час, залпом проглатывает эспрессо и галопом проносится по картинной галерее. Но поскольку все остальное было прекрасно, Лаура решила, что эту цену она заплатить в состоянии.
Когда Бруно наконец набрался смелости и сообщил Алену, что увольняется, шеф-повар отвел его в сторонку.
— А куда вы уходите? — спокойно спросил он.
— Собираюсь открыть свой ресторан.
— В Риме?
— Si, в Риме.
Ален вздохнул.
— Послушайте, — сказал он весьма дружелюбно, — вы хороший повар. И если я бывал с вами слишком строг, то это лишь потому, что вы такой же, как я сам. Вы очень хорошо чувствуете пищу, у вас прекрасные возможности. Но можете ли вы, положа руку на сердце, сказать: я знаю абсолютно все?