Пища любви
Шрифт:
А Бруно тем временем наконец-то познакомился с механиком Ханни, который взволнованно осматривал его фургон, подсвечивая себе карманным фонариком.
— Это займет около четырех недель, — наконец сообщил Ханни. — Раньше я коробку передач не раздобуду.
— Четыре недели? Но это невозможно. Никакой ремонт не занимает четыре недели.
— Штука в том, что их больше не выпускают, — пожал плечами Ханни — Это то же самое, что ждать пересадки сердца. Чтобы отремонтировать вашу машину, мы должны дождаться смерти какой-нибудь другой
Испытывая самый настоящий ужас, Бруно спросил:
— И сколько это будет стоить?
Ханни снова пожал плечами.
— Как знать?.. Может, сотню, а может, и пять. Зависит от того, что удастся раздобыть.
Результаты эксперимента превзошли все ожидания Томмазо. В «Il Cuoco» снова запахло страстью. Впрочем, теперь эта страсть больше смахивала на беспорядки. Двое посетителей хотели зарезать друг друга, одна из женщин, раздевшись почти догола, стала в одиночку, без партнера, танцевать на стойке бара. Но зато всем уж точно было очень хорошо.
— Именно так мы в Риме и готовим кролика, — рассказывал Бруно — Немного шалфея, немного розмарина, а потом тушим в вине.
— Интересно, — сказала Бенедетта — Но неправильно. Мы в Ле-Марче перед готовкой набиваем кролика перцем, грудинкой и печенкой. А тушим без крышки, вот так — Она протянула руку и сняла крышку с кастрюли Бруно — Тогда он лучше пропитывается — Она посмотрела на Бруно.
Тот вздохнул. Он попросил Густу временно взять его на работу, пока он дождется, когда Ханни раздобудет детали для починки его фургона. Но это оказалось намного сложнее, чем Бруно рассчитывал. Густа настояла, чтобы он прошел испытание, а Бенедетта сказала, что он должен доказать свою способность готовить блюда местной кухни так, как это здесь принято, что, конечно же, означало — так, как готовит их сама Бенедетта.
— Конечно, — предположил Бруно, — может быть, мы подходим к кулинарии слишком творчески.
— Что значит «творчески»? — недоверчиво переспросила Бенедетта.
— Ну, вместо того чтобы фаршировать кролика перцем, мы фаршируем перец кроликом.
Густа рассмеялась.
— Шутишь? Наши клиенты поднимут бунт, если мы позволим себе такие фортели.
Бруно промолчал. Он смотрел на Бенедетту.
— Интересная мысль, — задумчиво произнесла девушка. — Можно сначала обжарить перцы, а потом положить в них крольчатину с лимонной цедрой…
Густа пришла в ужас.
— Зачем тебе это, скажи на милость?
— Чтобы сгладить сладкий привкус жареного перца, — объяснил Бруно — Я видел, что у вас тут повсюду растет дикий serpillo. Его тоже можно положить.
— Вы, молодежь, готовите что в голову взбредет, — возмущенно буркнула Густа. — А мне бы клиентам угодить.
Пока Бруно готовил фаршированные перцы, Бенедетта занялась пастой. Но краем глаза они все время следили друг за другом.
— У вас есть гвоздика? — вежливо спросил Бруно.
— Да. В буфете. Но класть ее не надо.
— Я подумал, что пара штук…
— …убьет нежный вкус serpillo — продолжила Бенедетта, глядя на Бруно.
— Или доведет его до совершенства.
— Фу! Слишком много разных вкусов — сморщилась Бенедетта.
Бруно вздохнул.
— Тогда можно мне чуть-чуть мускатного ореха?
Бенедетта помолчала, потом разрешила:
— Щепотку, не больше.
Она с подозрением наблюдала за тем, как он посыпает мясо мускатным орехом. Смысл ее взгляда был предельно ясен: это ее кухня, и именно она отвечает за конечный результат. Бруно снова вздохнул. С тех пор как он работал на Алена Дюфре, никто так упрямо не диктовал ему свое мнение.
— Почему ты тогда сказала, что мускатный орех делает людей счастливыми? — спросил он, надеясь, что разговор на эту тему растопит лед между ним и Бенедеттой.
— Потому что так оно и есть, — ответила Бенедетта. — Кардамон улучшает пищеварение, от фенхеля люди расслабляются, а от мускатного ореха их тянет танцевать.
Это заявление напомнило Бруно о деревенских суевериях, в которые верят старые бабки.
— Никогда об этом не слышал, — пробормотал он.
— Стало быть, это вранье, да? — холодно буркнула Бенедетта и принялась кулаками месить тесто для пасты. Под их ударами тесто превращалось в мягкую податливую массу. Бруно подумал, что лучше не попадаться Бенедетте под горячую руку. Дальше они готовили молча.
Пришлось признать, что Бруно никогда не видел лучшей пасты. Когда Бенедетта раскатывала sfoglia, лист свежего теста, она на него почти не смотрела, но лист получился таким тонким, что сквозь него просвечивала поверхность деревянного стола.
Наконец Бруно не выдержал.
— Как тебе удается сделать его таким тонким? — спросил он.
— Опыт, — лаконично ответила Бенедетта и, смягчившись, прибавила: — И руки у меня такие, как надо.
— А какие нужны?
— Вот такие — Она протянула ему руки. Они были теплые, почти горячие. — Холодными руками не приготовишь правильную пасту, — объяснила девушка. — В этом-то и секрет. Я ем много peperoncino [45] . От него руки делаются теплыми.
45
Стручковый перец (ит.).
Бруно открыл было рот, чтобы возразить, что дело вовсе не в перце, но в последний момент решил промолчать. Разговор только-только стал завязываться, и ему совершенно не хотелось провоцировать очередную ссору.
Бенедетта смотрела на свои руки. Бруно вдруг понял, что все еще держит их в своих руках, и тут же отпустил.
Бенедетта снова занялась пастой. Но теперь на ее губах играла едва заметная улыбка.
Закончив с тестом, Бенедетта стала резать его на maltagliati, неровные куски, которые обычно делают из обрезков теста. Потом придавливала каждый кусок длинным твердым металлическим предметом, похожим на расческу.