Пищевая цепочка
Шрифт:
— Ты точно видишь?
— Далеко очень, не разобрать толком, — неуверенно отозвался Шура, — за «жаркой», там, в лесу… Трудно сказать, я ж в ПНВ смотрю, он искажает.
— Если мы выходим к схрону со стороны «жарки», то вход не здесь, — сказал Толик. — Тварь ко входу напрямик чешет. Интересно, зачем уходила-то?
— Скоро узнаем, — бросил Моня.
— Или не узнаем, — поправил Слепой, — тут есть два варианта. Вообще-то я думал, она должна нас издалека учуять. Шура! Шура, Очкарик, слышишь? Эта тварь не свернула, не остановилась? Как она себя ведёт?
— Да я вообще не уверен, что вижу
— А нас видишь?
— Вас вижу, но не слышу ничего умного. Что дальше делать будем?
— Давайте подождём, пусть эта скотина вниз спустится, — предложил Толик. — Схрон в яме, края бетонные. Она спустится, а тут мы и нагрянем. Внизу-то она не так страшна, а?
— Э, мужики, — подал голос Шура, — вы чего? Мне её и отсюда-то достать непросто… а внизу и вовсе не смогу!
— А тогда так, — встрепенулся Моня, — мы начнём её гасить в яме, а если она вырвется, то мы побежим к тебе и ты нас прикроешь.
— Ну хватит болтать, что ли? Пойдём, — Слепой первым зашагал к огоньку «жарки», едва различимому среди редколесья.
Они прошли несколько метров, обшаривая лучами фонариков безмолвный лес… Картина перед ними была совершенно нереальная, как сцена из фантастического фильма. Лунный свет пробивался сквозь неплотные кроны деревьев, падал на траву и груды валежника, чередование серебристых и чёрных пятен превращало пейзаж в гротескную мозаику, а желтоватый электрический свет фонарей наполнял её неровным беззвучным движением. Хруст веток и шорох листвы под ногами казались среди безмолвия более громкими, чем это было на самом деле.
Неожиданно среди тёмных искривлённых стволов впереди мелькнул серебристый силуэт. Крупный зверь тенью скользнул за деревьями. Лунный свет играл бликами на светлой, будто седой, шкуре. Сталкеры замерли, вскинув оружие, но зверь исчез. Выждав немного, продолжили движение — и в кустах слева возникла оскаленная мохнатая морда. Показала жёлтые клыки и отпрянула в темноту, мигом пропала из виду, прежде чем кто-нибудь успел толком её разглядеть.
Теперь сталкеры избегали кустов и густой тени под деревьями — словно выбирали светлые квадраты на шахматной доске. Серебристый силуэт мелькал то тут, то там, выписывал петли около троицы сталкеров, медленно приближающихся к мерцающему рыжему пятну «жарки».
Вдруг длинным плавным движением — и беззвучно, не потревожив ни ветки, — из кустов вылетела мохнатая тень. Одним махом преодолев расстояние, отделявшее её от людей, она оказалась совсем рядом, чуть ли не у ног Слепого, шагавшего первым. Тот отпрянул, палец сам собой вдавил спусковой крючок, но автоматная очередь не повредила зверю. Тот сумел непонятно каким образом уклониться от выпущенных в упор пуль. Толик тоже выстрелил, а когда зверь отскочил — ещё раз.
Серебристый силуэт растворился в ночи, будто растаял, погрузившись во тьму. Потом Моня, шагавший позади, резко развернулся и прошил короткой очередью тень под молодой разлапистой ёлочкой. Слепой, который метнулся к другу, не успел ничего разглядеть.
— Туда, туда! Под ёлку нырнул! — возбуждённо выкрикнул Моня. Слепой осмотрел дерево. Ветки не раскачивались, как должны были, если б между ними проскочил крупный зверь. И тут же Толику под ноги упала серебристая тень, как будто выскочила из круговерти светлых и тёмных пятен. Толик выстрелил, в луче фонаря он разглядел, как взметнулся лесной сор там, где пуля ударила в землю, а зверь скользнул в сторону, как будто не в его широкую мохнатую спину только что стреляли.
Слепой успел заметить мутанта, который длинными скачками удалялся к тени под деревьями, и тоже дал короткую очередь.
— Эй, вы куда палите? — донёсся издалека голос Очкарика. — Я никого не вижу.
Тут Слепой сообразил и с досады даже топнул ногой.
— Фантомы! Тьфу, сволочь! Это фантомы, я таких видел, это чернобыльский пёс шалит!
— А при чём здесь чернобыльский пёс? — растерянно спросил Моня. — Мы же не его?.. Ну, не на него идём? Там это, ну, чудище?
— Откуда я знаю, что там! Скорей вперёд. Появятся фантомы — не стреляем, патроны бережём! Вперёд! Сталкеры устремились к мерцающей «жарке» с максимальной скоростью, какую можно позволить себе ночью в Зоне.
Под ноги Толику опять бросился серебристый зверь, парень машинально вскинул пистолет, но, спохватившись, с досадой пнул призрака ногой. Ботинок провалился в пустоту, и Толик едва не рухнул носом в валежник. Устоял, огляделся и прихрамывая побежал за спутниками — прямо сквозь скалящего зубы фантома.
Сталкеры не успели преодолеть и половины расстояния, когда ночную тишину разорвал оглушительный грохот. За деревьями вырос столб дыма, подсвеченного снизу рыжим, в ночное небо полетели крупные и малые осколки… Потом они стали сыпаться вниз. Некоторые падали в «жарку» и заставляли аномалию извергать шипящие струи пламени…
Завалив выход из лаборатории, Тварь отправилась к месту схватки — туда, где остались тела и брошенное снаряжение. Действия Твари казались осмысленными, однако это вряд ли можно было счесть результатом интеллектуальной деятельности в человеческом понимании. Тварь поставила перед мозгом Сержа задачу и позволила ему принять решение — не выдумать, а подыскать приемлемый алгоритм из прежнего опыта. Как проникнуть в лабораторию сквозь узкий вход? Серж знал как. Теперь Твари был необходим рюкзак, оставшийся на поляне.
По пути она наращивала мышцы и временные хрящеобразные конструкции в тех местах, где кости оказались повреждены. Когда Тварь добралась к месту схватки, она уже могла опираться на искалеченные ноги, хотя и по-прежнему пользовалась ими с осторожностью, а подача крови в мозг Сержа была восстановлена полностью.
Тварь обошла поляну и остановилась над отвратительной, обильно залитой кровью кучей, состоящей из ошмётков одежды, кусков мяса и сломанного оружия. Там чудище склонилось, широко расставив длинные конечности — так, чтобы человеческий торс мог дотянуться до земли. Руки слушались плохо, и подцепить рюкзак Твари удалось лишь с третьей попытки, а добраться до его содержимого — с седьмой. Аккуратно расфасованный пластит и запалы в мягком чехле… Моторика пальцев не восстановилась в полном объёме, и свёрнутая набок голова не вполне уверенно могла контролировать действия рук, однако Тварь не испытывала тех чувств, которые мы называем сомнениями, она знала, на что способен человек, и планомерно вырабатывала необходимые навыки заново.