Письма императора
Шрифт:
Амалия заглянула в кухню – и оторопела. Франсуа, весь красный и взлохмаченный, сражался с пыхтящей на огне большой кастрюлей. Пожалуй, слово «сражался» будет в данном случае наиболее уместным, потому что как раз в тот миг, когда Амалия увидела его, Франсуа занимался тем, что с остервенением забивал внутрь кастрюли торчащие оттуда куриные ноги. Засунув их в кастрюлю, Франсуа с облегчением вздохнул, вытер лоб и накрыл кастрюлю крышкой, но не прошло и минуты, как крышка сползла, и ноги снова высунулись наружу. Окончательно рассвирепев, Франсуа схватил крышку и принялся изо всех
– Господи, – в изумлении пробормотала Амалия, – что это он делает?
– По-моему, – вполголоса заметил Тростинка, – издевается над несчастной птицей.
– Что вы тут стоите, где обед? – спросил Венсан, подходя к ним.
Амалия и Тростинка переглянулись и разразились хохотом. В кухне Франсуа, сидя на высоком табурете, обмахивался пучком салата вместо веера, но тут кастрюля издала хриплый рев, терки с грохотом посыпались на пол, крышка, звеня, упала на плиту, а наружу вновь высунулись две дурно ощипанные куриные ноги. В довершение всех бед из кастрюли потоком хлынул бульон.
Франсуа вскочил с места, швырнул ни в чем не повинный салат на пол и принялся топтать его ногами, выкрикивая разные слова, не числящиеся в словарях. Выпустив пар, он остановился, тяжело дыша. Венсан насупился.
– Эй, – спросил он, входя в кухню, – ты что творишь? Где обед?
– Прошу не беспокоиться, – заявил Франсуа. – Обед скоро будет!
Он повернулся к плите, и тут нога его попала на кусок скользкого салата. Бедный Франсуа закружился волчком, издал вопль опьяневшей балетной примы, решившей выдать танец умирающего нетопыря, и, пытаясь удержаться, схватился за первое, что попалось ему под руку, а именно – за стол, на котором лежали горы разной снеди. Стол жалобно крякнул, накренился и протянул ножки, а все, что было на нем, рассыпалось по полу. Последней упала большая морковка, звонко стукнув горе-повара по голове.
– Господи, – сказал Венсан, качая головой, – что за идиот!
– Я же говорил вам, мадам, – простонал Франсуа, сидя на полу среди салата, сельдерея, кусков помидоров и неочищенной картошки, – я не повар! Пусть кто угодно другой готовит, а я… – он покосился на победно торчащие из кастрюли куриные ноги и всхлипнул, – я больше не могу!
Венсан тяжело вздохнул.
– Вот балбес! И надо же было перепортить столько еды! – Он поглядел на несчастную курицу и скривился. – Эй, Тростинка! Иди-ка пособи мне, а то я с одной рукой не управлюсь.
– А вы умеете готовить? – на всякий случай спросила Амалия.
– Уж лучше этого точно, – буркнул Венсан. – А ты, – обернулся он к Франсуа, – иди пока карауль вход… повар!
Глава 5
Венсану удалось приготовить вполне сносный обед, и когда все сели за стол, Амалия изложила им, какая мысль пришла ей в голову.
– Библия? – задумчиво промолвил Ален. – Очень даже может быть.
– Так чего мы ждем? – немедленно загорелся Франсуа. – Давайте возьмем ее и расшифруем, что написано в том письме!
– Не
– Не понял, – пробормотал Венсан.
– В разных изданиях Библии разное число страниц, – терпеливо пояснил Ален, – разные шрифты, разные рисунки, хотя текст один и тот же. – Он вздохнул. – Нет, сначала надо узнать, что собой представляли Дени и Антуан. Может быть, нам нужна вовсе не Библия, а какая-то другая книга? Ваша догадка, конечно, – обратился он к Амалии, – очень интересна, но ведь это только догадка.
– А я бы все-таки проверил, – упрямо сказал Тростинка.
– Ну и проверяй, – равнодушно отозвался Ален.
После обеда Тростинка взял страницу с зашифрованным посланием, стопку листков, стальное перо, Библию и примостился в уголочке. Слюнявя пальцы, он перелистывал страницы, считал буквы и от усердия даже высунул язык.
Ален, сидевший в кресле, повернулся к Амалии.
– Противно смотреть, – вполголоса заметил он.
Ей не понравился его пренебрежительный, уничижительный тон по отношению к сотоварищу, и чуть резче, чем намеревалась, она промолвила:
– Между прочим, он спас вам жизнь. Мог бы бросить тогда ночью, но не сделал этого. Мне кажется, – Ален смотрел на нее немигающим взглядом, и это окончательно вывело ее из себя, – вы могли бы быть хоть чуточку к парню снисходительнее.
– Вам легко рассуждать, – отозвался Ален. – Вы живете в другом мире, баронесса Корф. – Он произнес ее титул, смакуя его, как хорошее вино. – Вас окружают другие люди, вы действуете по другим понятиям. Я же принц воров, и мое общество – воры, бандиты и убийцы, многие из которых дорого бы дали, чтобы занять мое место. К чему я это говорю, Амалия? Если я в моем мире начну жить по вашим законам, меня убьют.
– Извините, – пробормотала Амалия. Ей и самой стало немного стыдно, что она вообще начала такой разговор. К чему? Он взрослый человек и уже давно выбрал свою дорогу.
– Тростинка! – протяжно прокричал Ален. – Иди сюда, покажи, что у тебя получилось.
Увалень подошел, смущенно скребя в затылке. Ален взял у него исписанный каракулями листок, посмотрел на него и, пожав плечами, передал Амалии. На листке значилось:
«шрктсбеагдщзжо
рдвсрбеежэъкро».
Дальше Тростинка расшифровывать не стал. И так было понятно, что выходит совершенная абракадабра.
– Я хотел, как лучше, – пробормотал Тростинка, словно извиняясь. – Ну, я пойду?
Ален махнул рукой, и увалень удалился, прихватив с собой чистые листки и стальное перо.
– Вы давно знаете инспектора Готье? – внезапно спросил Ален, когда они с Амалией остались одни.
– Чуть дольше, чем вас, – подумав, ответила она.
– Вы ему доверяете? – в упор спросил принц воров.
– На этом свете я никому не доверяю, кроме себя, – спокойно отозвалась молодая женщина. Она предвидела, что именно такой ответ вызовет у Алена понимание. И действительно, принц воров одобрительно улыбнулся.