Письма мертвой королеве
Шрифт:
Фенрир немедля подхалимски завилял хвостом и изобразил дружелюбную ухмылку, при которой почти было не видно его сверкающих клыков:
«Братушка, ты у нас единственный умом в папашу уродился! На тебя вся надежда! Выручай, многоногий наш!»
— Заткнись, — сухо приказал Слейпнир. — Рататоск, бросай кости.
Белочка послушно дернула лязгнувшую цепь. Кости закрутились. Фенрир улегся, сложив лапы, приготовившись терпеливо ждать и не сомневаясь, что острый разум Слейпнира быстро одолеет мудреную загадку смертных.
— Восемь, — предложил свое решение Слейпнир.
«Четыре».
— Тогда три.
«Пять».
— Семь?
«Ни одного».
— Проклятие твоему роду до седьмого колена. Два.
«Три».
— Но
— Ты их складываешь или вычитаешь? — сунулась с подсказкой Рататоск.
— Делю. Загвоздка и секрет явно не в этом… А тогда в чем? Истинные ответы кажутся мне совершенно случайными, в них нет никакой разумной системы… — Слейпнир, вряд ли сам отдавая себе отчет, жестом Локи ухватился за подбородок, размышляя. Рататоск затаила дыхание.
— Четыре, — после долгих раздумий вымолвил Слейпнир.
«Шесть».
По точеному лицу Слейпнира разлилась пакостная ухмылочка.
— Три, — почти нежно выдохнул он, и голос его переполнял сладкий яд победы.
«Истинно», — полыхнул камень.
— Шесть.
«Истинно».
— Два.
«Истинно, как дорога твоя», — прежде чем исчезнуть, надпись несколько ударов сердца мерцала радужными переливами. Фенрир вскочил, отдохнувший и готовый мчаться дальше, Слейпнир самодовольно хохотнул.
— Но в чем был секрет? — немедля вцепилась в него Рататоск. — Скажи!
— Отгадка кроется в самом вопросе, — с видом несомненного превосходства ответствовал Слейпнир. — Вглядись пристальней — и узришь ответ…
— Да ну тебя! — не на шутку обозлилась Рататоск. — Ну что тебе, жалко? Самый умный, да? Я ж теперь ночей спать не смогу, буду мучиться и думать об этих треклятых розах! Как ты догадался? Сле-е-е-ейпнир, ну я же тебе столько морковки перетаскала, ради тебя утащила у альвов эту здоровенную книженцию, а знаешь, какая она была тяжелая, я же к тебе всегда всей душой… — белка часто-часто заморгала, готовясь разрыдаться.
— Ой, ну ладно, — сдался Слейпнир, благо круживший рядом волк начал нехорошо скалиться. — Слушай, — хотя на побережье, кроме них, никого не было, он наклонился к уху Рататоск и вполголоса что-то пробормотал. Глаза белки стали круглыми и очень удивленными. Девица неожиданно переломилась в поясе и начала хохотать, раскачиваясь взад вперед, держась за живот и причитая: «Ой, моченьки моей нет, ой, не могу!». Вплетенные в косички бубенцы вторили ей переливчатым звоном.
«Чего это она? — удивился Фенрир. — Что ты ей наговорил?»
— Слегка приоткрыл покров мудрости над тайнами Мироздания, — с достоинством ответствовал Слейпнир. — Как жаль, что ее неокрепший разум оказался не готов к постижению такого знания…
«Она навсегда теперь такой останется?» — забеспокоился Фенрир.
— Не исключено.
— Не верь ему! — сквозь смех прокричала Рататоск. — Слейпнир, отныне ты мой герой!
«А как же я?» — обиделся волкодлак.
— А ты будешь моим героем завтра. Я ж не сказала, что он мой герой навсегда. Все, с этого дня я больше не могу спокойно смотреть на розы! Буду всякий раз подсчитывать лепестки! — белка закружилась на берегу, раскинув руки. — И на ромашках тоже! И на шиповнике! И на… что там еще растет в садах у Фрейи?
Слейпнир молча сгреб развеселившуюся девицу поперек талии, закинул себе на плечо и пошагал дальше. Рататоск дрыгала ногами и голосила, требуя поставить ее на землю. Фенрир, прежде чем пуститься вдогонку, воровато оглянулся и задрал лапу на подножие столба. Оставив свою обильную и резко пахнувшую метку, волкодлак с довольными видом поскакал догонять сводного братца и подружку.
Подле корней Иггдрасиля.
Гора постепенно приближалась. Дальние хребты, повышаясь, исчезали в клубах тумана. Порой казалось, что там, за белесой завесой, вздымается гора высотой до самых небес, а может, и больше. Иггдрасиль, великий ясень, Древо, на ветвях которого потихоньку раскачиваются Девять Миров. Рататоск всегда завораживала мысль о том, что земля, по которой они ступают, одновременно спелым яблоком висит на огромной ветви. Вот если бы было на свете такое чародейство, которое позволило бы ей увидеть с огромной высоты их самих, идущих по морскому побережью и то, как волны неспешно слизывают две цепочки человеческих следов и глубокие отпечатки волчьих лап. Где-то играют русалки, дочери Эгира, вершат свой бесконечный путь важные киты и стремительные косатки, плывут корабли под полосатыми парусами и порой упругую водную гладь разрезает костистый гребень на спине Ёрмунганда, странствующего в поисках ответа на очередную загадку. Как огромен мир, и даже ей никогда не счесть всех его чудес!
Скала-корень нависла над их головами, накрыла тенью, синей на сером ракушечном песке, разомкнулась высокой змеистой расщелиной, наполненной шелестящей перекличкой волн. На стенах огромного грота зыбко отражались солнечные блики. Пахло солью и свежестью, и еще немного пряным дымком и ароматом жареной рыбы, так что проголодавшийся Фенрир поневоле начал облизываться. Они шли, ориентируясь на манящий запах и тонкую струйку дыма, и, обойдя торчащие из песка валуны, похожие на тюленьи головы, вышли к костру. Обычный костер, обложенный закопченными камнями, пара рогулек, воткнутых по сторонам, и тушки лососей, нанизанные на ошкуренную ветку. Подле костра восседал сущий великан, головы на три-четыре превышавший долговязого Слейпнира. Был великан облачен в поношенную просторную рубаху с выцветшей от времени вышивкой по подолу, холщовые порты и безрукавку кудлатой овечьей шерсти, оружия же при нем не имелось вовсе. Всклокоченная шевелюра великана и короткая борода некогда были каштановыми в рыжину, с годами же сделались пеги и словно присыпанными пеплом. Зоркая Рататоск приметила на внушительной шее гиганта плетеное из алых нитей ожерелье-опояску, узкое и тугое, глубоко врезавшееся в кожу. Поговаривали, некогда Мимир из колена ётунов был умерщвлен по злодейскому сговору: убийцы отсекли ему голову и бросили расчлененный труп на берегу океана. Но сила мудрости и чародейства Мимира была так велика, что, даже будучи убитым, он смог дотянуться до утраченной головы и приживить ее обратно к туловищу. Возможно, ему помог в этом давний знакомец Один, а может, великан справился и сам — кто может поведать точно, ведь это было так давно и очевидцев тому не сыскалось…
Известно лишь, что с тех давних пор ётун Мимир живет отшельником подле корней Иггдрасиля и бережет источник, дарующий мудрость.
На вид, решила Рататоск, Мимир вполне может доводиться ровесником Браги или Ньёрду, не самым дряхлым из обитателей Асгарда. Взгляд же его серых глаз был вполне бодрым и любопытствующим. Мимир не поднялся навстречу незваным гостям, но приветствовал их утробным рыком, прокатившимся под сводами огромного грота:
— А, вот кто так настойчиво рвался ко мне на огонек. Ну, входите, коли сумели пройти, и дайте-ка мне на вас глянуть… — он не стал спрашивать имен гостей, но нахмурился в недоумении: — Братья Локинссон. Дева Рататоск. Полагаю, уж кому-кому, но вам заемная мудрость потребна менее всего. Загляните, как обзаведётесь потомством и седыми волосами, тогда потолкуем.
Троица переглянулась, запоздало смекнув: за ворохом быстро сменяющихся опасностей они просто не успели посоветоваться касательно того, как вести беседу с хранителем источника. Рататоск украдкой наступила Фенриру на лапу. Волкодлак тяпнул сводного братца за лодыжку, вынудив сделать шаг вперед. Слейпнир, поняв, что отдуваться за братские задумки опять придется ему, кашлянул, лихорадочно соображая:
— Достопочтенный Мимир не совсем верно понимает цель нашего появления здесь… Нам, э-э… мы не заслужили такой чести, как испить из великого источника, и меньше всего мы помышляли о том, чтобы сделать это… Мы… мы собирались просить…