Письма о русской поэзии
Шрифт:
Следовательно, метафора как целостное событие имеет дело не с отождествлением разных предметов, а с различением внутри одного предмета, специфическим отличением предмета от самого себя. Точнее – точка уподобления двух разных предметов является точкой расподобления предмета с самим собой. Различение же надо понимать не как логическое противопоставление понятию тождества, а как смысловое единство. Как то различение, о котором Гегель говорил, что оно есть целое и одновременно собственный момент этого целого. [262] Метафора – это, во-первых, то, что видно (также аристотелевская идея), и во-вторых – то, что видно в предмете
262
Г. В. Ф. Гегель. Наука логики. М., 1971. Т. II. С. 39.
Если мы отличаем один предмет от другого, мы имеем с пространством; если же мы отличаем предмет от самого себя, – мы имеем дело со временем. Метафора, особым образом отличая предмет от самого себя, инкарнируясь, обнаруживает темпоральный характер. Между «роялем» и «комнатным зверем» пульсирует время. Метафоры и являются такими темпоральными растяжками в событиях восприятия, понимания, видения. Предмет начинает длиться, времениться, делает шпагат во времени. Схватить метафору как временную структуру сложно потому, что в нашем восприятии она – как бы со связанными ногами, не движется. Метафоры полностью опространены. Мы рассматриваем метафору как манипуляцию предметами в пространстве, а не растягивание предмета во времени переживания. Зафиксировать темпоральность трудно еще и потому, что языковым, грамматическим способом она не выражена. Длина и характер темпорального зазора между компонентами метафоры в пределе будут зависеть от типа дискурса.
Следовательно, метафора – это 1) то, что видно, 2) видно как различение от самого себя и 3) различение как длящееся во времени единство.
Филип Гершкович говорил, что пространство и время представляют собой огромную загадку, и неизвестно, кто из них Дон Кихот, а кто Санчо Панса.
Наше время еще не Дон Кихот, но уже донкихотствует.
О РЕВНОСТИ
Елене Войналович
Ревнование есть лихоманка амура.
…L’air est plein du frisson des choses qui s’enfuient,
Et l’homme est las d’'ecrire et la femme d’aimer.
Текст Альфонса Алле [Alphonse Allais] (1854–1905) «Вполне парижская драма» [ «Un drame bien parisien»] стал известен русскому читателю благодаря переводу книги Умберто Эко «Lector in fabula» (1979). [263] Эко помешан на читателе, и если текст – это дом, то метод Эко похож на такое сооружение ската крыши, по которому стекает не дождь, а. сам дом, упорно и весело уходящий по водосточной трубе прахом к праху. Драма – короткое и абсолютно гениальное произведение, анализу которого знаменитый итальянец посвящает чуть ли не треть своей внушительной монографии. В книге она приводится и по-французски, и по-русски (в переводе Н. В. Исаевой). «Вполне парижская драма» появилась в 1890 г. в «Le Chat Noir». Главы 4–7 были опубликованы в «Антологии черного юмора» Андре Бретона. [264] Но прежде приведем ее полностью, чтобы она была у нас перед глазами на пюпитре анализа.
263
Умберто Эко. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб., 2005.
264
См.: Андре Бретон. Антология черного юмора. М., 1999.
Глава первая
Где
O qu'il ha bien sceu choisir, le challan!
Rabelais
[О, как он сумел выбрать, этот покупатель!
Рабле (франц.)]
В то время, когда начинается эта история, Рауль и Маргарита (прекрасные имена для любовной пары) уже месяцев пять как были женаты.
Разумеется, брак был по взаимной склонности.
Рауль, услышав – в один прекрасный день, – как Маргарита напевает забавный романс полковника Анри д'Эрвиля:
L’averse, ch`ere `a la grenouille,Parfume le bois rajeuni.…Le bois, il est comme Nini.Y sent bon quand y s’d'ebarbouille.[И летний дождь, на радость всем лягушкам,Лес освежает, как одеколон.И роща, как прелестница Манон,Так сладко пахнет, сполоснувши ушки, —]так вот Рауль, должен вам сказать, поклялся, что божественная Маргарита (diva Margarita) никогда не будет принадлежать другому мужчине.
Этот брак был бы счастливейшим из всех браков, если бы не ужасные характеры супругов.
«Да» или «нет», сказанные невпопад, – и тотчас же, хлоп, бьются тарелки, отвешивается пощечина или вообще дается пинок под зад.
Заслышав эти звуки, сама Любовь бежит, вся в слезах, и ожидает потом в уголке обширного парка близкий час неизбежного примирения.
Потом начинаются бесчисленные поцелуи, бесконечные – нежные и искусные – ласки, инфернальные страсти.
Можно было подумать, что эти двое негодников ссорились только для того, чтобы снова и снова давать себе повод мириться.
Глава вторая
Простой эпизод, который прямо не связан с действием, но даст читателям-клиентам представление об образе жизни наших героев.
Amour en latin faict amor.Or donc provient d’amour la mortEt, par avant, soulcy qui mord,Deuils, plours, pi`eges, forfaitz, remords…Blason d’amour[Латынь зовет любовь «амор»,И от любви находит мор,Но прежде – горе да укор,Трюки да муки, стыд и спор.Герб любви]Но в один прекрасный день все было куда серьезнее, чем обыкновенно.
Скорее, в один прекрасный вечер.
Они отправились в Theatre d'Application, где, среди прочих постановок, играли и пьесу «Изменница» г-на де Порто-Риша.
«Когда ты вволю насмотришься на Гроклода, – процедил сквозь зубы Рауль, – ты меня уведомишь».
«А ты, – прошипела Маргарита, – когда наизусть выучишь мадемуазель Морено, может, передашь мне бинокль?»
Начатый на таких тонах разговор не мог не закончиться взаимными грубостями, безусловно достойными сожаления.
Сидя в экипаже, увозившем их домой, Маргарита находила удовольствие в том, чтобы пощипывать самолюбие Рауля, будто струны старой и уже ненужной мандолины.
Так что, воротившись к себе, воюющие стороны заняли свои привычные позиции.
Подняв руку, насупив брови и топорща усы, словно разъяренный кот, Рауль двинулся на Маргариту, которой с этого момента явно стало не по себе.
Бедняжка пыталась спастись бегством, испуганная и быстрая, как лесная лань.
Рауль уже готовился настичь ее.