Письма полумертвого человека
Шрифт:
И правильно - а то вообразили себе, будто какие-то там надобны способности, еще вот этот... талант, что ли. Да ни хрена не надо, стихийное творчество масс, как уже бывало, преотлично обойдется без ваших талантов. Если Иван Иванычу хватило способностей всем своим крепким задом водрузиться в это кресло - уж слова в рифму он как-нибудь приладит. И вообще - как граф Уваров на смерть некоего Пушкина отозвался с подобающей госмужу трезвостью, - сочинять стишки еще не значит проходить великое поприще. (А также, добавлю, и картинки рисовать. Тут мне рассказали в одном издании: рекламу принесли, графический файл, что-то такое налеплено на манер коврика с лебедьми. Художники оного СМИ аккуратненько и говорят: мол, давайте мы как-нибудь переделаем... А рекламодатель аж руками в ужасе всплеснул: вы что, Сидор Сидорыч сами
Какие, к черту, поэты - вот тут наши городские комитеты "300" и по печати, а также некая фирма "УНиК" учинили самонужнейшее, настоятельно необходимое мероприятие, без проведения которого буквально нельзя было жить ни дня, ни даже минуты: конкурс на лучшее поздравление Петербурга с его юбилеем. И этот конкурс, доложу Вам, в отличие от, например, не менее насущного и животрепещуще-актуального конкурса на текст гимна СПб, таки дал результаты! (Что же до гимна - городские парламентарии во главе с председателем гимнической комиссии г. Тюльпановым, на наше счастье, заново созвавшись, нашли себе дела поинтереснее.) И победитель средь поздравителей сыскался - Букин Евгений Александрович, г. Москва; ему от означенных комитетов и фирмы вышло поощрение. Е.-Букин в самом деле превзошел прочих участников этого графоманского чемпионата (насколько можно судить хотя бы по плодам текстопроизводства двух других призеров) - вот что он измыслил: "Острошпильный, хладноволный, сексапильный, любвиполный, белоночный, вштормприливный, будь ты мощным, будь счастливым, будь веками награжденным, будь всегда новорожденным". А, каково?!
– это вам не худосочное творчество скажем, Бочкова А. В., г. Подольск (2 место), к которому, судя по всему, в порядке шефской помощи слетела муза Розенбаума А. Я.: "Я влюблен, как безумец, в творенья Растрелли и Росси, В "камероновский" Павловск и Адмиралтейства иглу. Я люблю его зимы, и весны, и лето, и осень... Его стилей волшебных и строгих канонов игру"... et cetera. Зато бронзовой лауреатке Стрекаловой О. Я., г. Выборг, явно одолжилась муза Исаковского-Прокофьева-Суркова: "Твоя земля дала мне силу, я горд, что ты в моей судьбе. Сегодня, как и вся Россия, я низко кланяюсь тебе" (опять же и род почему-то мужской).
Но как это логично: если у нас кем угодно становится любой, почему любому не стать поэтом? Могут же пульмонологи возглавлять телевидение, а милицию - вообще неведомо кто. Не говоря уж о политических партиях и движениях. Подумаешь, телевидение: "Я князь-Григорию и вам Фельдфебеля в Вольтеры дам, Он в три шеренги вас построит, А пикните, так мигом успокоит". В свое время другой Григорий, Распутин, задумал протолкнуть какого-то своего собутыльника, невразумительного забулдыгу, на архиерейское место, но Синод дважды кандидатуру проваливал. Назначили третье голосование, перед которым специально прибывший эмиссар Двора многозначительно заявил: "Этого хочет Царское Село". В ответ какой-то синодальный острослов съехидничал: "Что ж вы сразу не сказали - тогда б мы и черного борова посвятили в епископы". Эка невидаль - руководить; тут действует номенклатурный закон воспроизводства епископов: коли меня так назначили, и ничего, мир не перевернулся, очень даже неплохо вышло, всё функционирует, - и я кого-нибудь таким же манером назначу - "А впрочем, он дойдет до степеней известных. Ведь нынче любят бессловесных" (выделено Грибоедовым). Да, кстати, ведь и "Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, Ну как не порадеть родному человечку!..".
Вертикаль власти можно и так понимать: если первое лицо - ее макушка, то второе ему чем-то уступает, в противном случае им логично поменяться местами. Значит, третье лицо должно быть еще глупее и бездарнее второго (кажется, так оно и есть), двенадцатое - одиннадцатого, 137-е - 136-го, и т. д. Зато всякому нижеследующему в отношении вышестоящего надлежит обладание двумя известными талантами Молчалина А. С., которые, как известно, "чудеснейшие два! и стоят наших всех", - умеренностью и аккуратностью: "Мне завещал отец: Во-первых, угождать всем людям без изъятья - Хозяину, где доведется жить, Начальнику, с кем буду я служить <...> Собаке дворника, чтоб ласкова была".
Однако еще позапрошлого века карикатуристы
– Не хочу говна!" (ввиду новейших лингвистических строгостей спешу напомнить: сие слово институционализировал в русском языке еще Ленин В. И., заявивший, что интеллигенция есть вовсе не мозг нации, а означенная субстанция). Скажем, возьму да и проведу конкурс поздравлений Петербургу, и победителей назначу, и их награжу - и силлабо-тоническая система стихосложения мне не указ. Ну и что, что вштормприливная игра канонов, - а компании "УНиК" нравится.
Или вот какие-то дьячки, которых игрой фортуны (или благорасположением очередного управляющего в казенном доме) занесло в столичные депутаты, под водительством загадочного Каадыр-оола Бичелдея вздумали нас с Вами законодательно учить чистописанию. Кого?
– нас, владетельных князей русского языка (кажется, не ошибусь, полагая, что Вы, как и я, ничем другим и не владеете). А все потому же: никто не лучше никого, когда страна прикажет, специалистом становится любой. Вертикаль целиком, может, и жесткая, но в каждом отдельном сочленении звеньев гибка необычайно. Это, береги Бог, покамест еще не шигалевщина ("Высшие способности... изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями... Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство"), это... ну вот как Александр Володин описывал т. наз. "застой":
Красим по черному серым,
Красим по белому серым,
Красим по красному серым,
Серое - лучший цвет.
Письмо XXXVIII. С. Л. - Д. Ц.
19 марта 2003
Чтец-декламатор
Это если в заветную тетрадку списать стихи - откуда попало и все равно чьи, но только такие, чтобы голосу было просторно, когда вы, в меру волнуясь, произнесете их вслух и наизусть - в гостиной ли при свечах, с эстрады ли на благотворительном концерте, а то и, скажем, в лодке, замершей посредине, допустим, пруда, - и чтобы у слушателей ваших (к чему лукавить? у слушательниц, конечно же), чтобы у них заблестели глаза от какого-нибудь высокого чувства, разделяемого с вами, отчасти даже и обращенного на вас.
Тут будет, само собой, венгерский граф, позорной казни обреченный за любовь к отчизне угнетенной (по-нашему сказать - приговоренный к повешению за участие в сепаратистской вылазке). Как бесстрашно, с какой радостной улыбкой встретил он свою смерть - а почему? потому что до самого последнего мгновения не сомневался: объявят помиловку; почему не сомневался? потому, что его мать сидела на балконе под белым покрывалом! а условились, что будет в черном, если не разжалобит короля! "Зачем же в белом мать была?" Пауза, глубокий вдох - и forte (только, ради Бога, не fortissimo): "О, ложь святая!.. (Опять пауза.) Так могла Солгать лишь мать, полна боязнью, Чтоб сын не дрогнул перед казнью!" Аплодисменты, восклицания, чей-то благодарный взгляд...
В высшей степени уместен умирающий гладиатор: "... А он, пронзенный в грудь, безмолвно он лежит, Во прахе и крови скользят его колена", - и тут наплыв - невинность и счастье где-то на северо-востоке, - судьба так несправедлива - что ж, ликуй, кровожадный Рим! но история отомстит!
Не обойдется и без Апухтина - свидание в психушке: "Садитесь, я вам рад..." - и так далее, все высокомерней, пока сквозь поприщинский бред величия не прорвется пронзительной Офелией (только бы не подвела гортань) ария про васильки, про живые цветы из прежней жизни - в каком-то поле, с какой-то Лёлей...
Коронный же номер, без сомнения, - "Перчатка", рыцарь Делорж восхитительней всех на свете персонажей: ах, вам желательно, чтобы я ценою жизни удостоверил мою к вам страсть? нате вам мою жизнь! довольны? а страсти моей вы, выходит, не стоите! ищите другого дурака! Вот он поднимается на балкон (опять балкон! в балладах всё балконы!), отняв у свирепого хищника искомый предмет роскоши. Его приветствуют красавицыны взгляды, - "но, холодно приняв привет ее очей, В лицо перчатку ей Он бросил и сказал: "Не требую награды!"...