Письма с Соломоновых островов
Шрифт:
Представляю, что ты подумаешь обо мне. Скажешь, сначала бросается молодому человеку на шею, а затем убегает. Да, это так, я просто испугалась! Когда он заключил меня в свои объятия, я чуть было не осталась в них…
Мюриель посматривала на эту сценку с озорной улыбкой. Она сердечно поздоровалась с Анджеем, позаботилась о том, чтобы он вымыл руки и стряхнул пыль с одежды, и, наконец, пригласила к столу. Я понемногу приходила в себя, и беседа потекла гладко. Анджей рассказал, что профессор пока поселился в селении О’у и его прислал за мной, а также просил захватить оставшиеся здесь продукты. Анджей довольно подробно описал поездку по Улаве, отметив, какой богатый
Наутро я поднялась чуть свет, оделась, тихонько вышла во двор и поспешила в лагерь. И хотя все там казалось на первый взгляд нетронутым, я могла поклясться, что в мое отсутствие какой-то человек хозяйничал в палатке. Видно, он брал в руки некоторые мелкие предметы и неумело ставил их на место. На замках, подвешенных к стальным сундучкам, виднелись свежие царапины. Мой взор привлек карман палатки на одной из ее стенок. С него свисало несколько едва заметных зеленоватых шнурков, сквозь которые блестели какие-то сверкающие предметы. Хорошо помню, что в первый же день, когда мы устанавливали палатки, я положила в этот карман коробку с жилками и блеснами для удочек, к которым потом не притрагивалась. Коробку я перетянула резинкой. Откуда же могли взяться шнурки?
Я осторожно подошла к полотняной стенке, отстегнула пуговицу, подняла вверх клапан и заглянула внутрь. Представь себе мое удивление, когда я увидела, что коробка раскрыта, блесны в беспорядке перемешаны с жилками, а на картоне… осталось несколько темно-коричневых пятен, удивительно похожих на свернувшуюся кровь. Несколько капель виднелось также на брезентовом полу, на котором я заметила довольно отчетливый след китайской туфли!
Итак, непрошеным гостем, производившим у меня обыск, был китаец. Но что же он искал? Ключи от сундучков? Я терялась в догадках. Наконец, я достала ключи из кармана юбки и открыла стальные сундучки. Все вещи лежали в них так, как я оставила, уходя из палатки. Видно, незваный гость, полагая, что ключи положены в карман палатки, заинтересовался найденной в ней коробкой, открыл ее и случайно вонзил себе в палец один из крючков, свисавших с блесен. Он пытался, видимо, вытащить крючок из ранки, однако тот так глубоко впился в руку, что вор растерялся, побросал все, как попало, а сам с блесной на пальце выбежал из палатки.
Незнакомец интересовался мною. Это было ясно. Оставался только один вопрос: кто он и почему сюда явился? По всем данным, это был какой-то китаец, однако цель его нападения и последующего обыска в палатке оставалась загадкой. Вряд ли кто-то хотел нас ограбить, поскольку на столбе, поддерживающем палатку, висела снизка подаренных мне отцом зубов морской свиньи. Снизку никто не тронул, хотя она сразу же бросается в глаза.
После глубоких раздумий я решила никому ничего не рассказывать и об этом происшествии. Зачем поднимать панику, когда и так через два-три часа я уеду из Моли, и кто знает, побываю ли еще когда-нибудь в этих местах?
Солнце уже взошло. Прибрежный туман начал рассеиваться. Я надела купальный костюм и пошла в заливчик. Вода была теплой, но огромные волны со страшным ревом перекатывались через коралловые рифы, заливая песчаный пляж. Океан бурлил сильнее обычного, но ни легкий бриз, ни ясная, солнечная погода не могли быть тому причиной. Видимо, вулкан где-то на юге или на севере снова проснулся и слегка встряхнул земную кору.
Когда я вошла в столовую, в доме пастора как раз садились к завтраку. Влажные пряди волос на висках выдавали меня с головой. Пришлось рассказать об утренней прогулке. Впрочем, разговор сразу же коснулся нашего отъезда. Мюриель и ее муж засыпали Анджея вопросами.
После завтрака вместе с Мюриель и Анджеем я отправилась в лавку Чжи Лунь-чжана, чтобы уплатить по счету. Принял нас тот же молодой, элегантный китаец, который позавчера доставил муку и консервы. Согнувшись чуть ли не до земли, он приветствовал меня и Мюриель, а с Анджеем поздоровался весьма сердечно, улыбался, лебезил, разложил самые лучшие шелка, показал богатую коллекцию местных украшений, наконец, зажег в нашу честь ароматные палочки, одуряющий дым которых наполнил помещение конторы. Видимо, этот тяжелый запах так подействовал на моих друзей, что Мюриель купила красивую лаковую шкатулку, а Анджей — прекрасной работы серьги «эхо» из белых и красных ракушек и… подарил мне. Вручая подарок, он тихо шепнул:
— Это за вчерашнее приветствие!
Мюриель, увидев в моих руках подарок Анджея, подбежала ко мне, обняла за шею, поцеловала, вручила шкатулку и сказала:
— Возьми эту лаковую безделушку, Энн, она действительно достойна прекрасных сережек.
Затем она взяла из моих рук «эхо» и осторожно уложила их в шкатулку, которая была словно специально сделана для хранения таких хрупких украшений.
Оба подарка на самом деле были прекрасными, ценными и притом очень понравились мне, но я чувствовала себя тем не менее глупо и считала, что мои друзья могли бы подождать, пока мы не уйдем из конторы, и не устраивать зрелища на глазах у китайца, который при этом ухмылялся и подсыпал свежий фимиам к уголькам..
Я благодарила Мюриель и Анджея, когда дверь вдруг распахнулась и в контору вбежал один из земляков купца. И тут я заметила… забинтованный палец. Не знаю, почему этот палец сразу же напомнил мне об обыске в палатке, но, видно, что-то отразилось в моих глазах, ибо купец буркнул себе под нос несколько слов, после чего его земляк тут же ретировался.
Все это ускользнуло от внимания моих друзей, но мне дало повод для размышлений. Я пыталась внушить себе, что запах фимиама просто одурманил меня и теперь я готова каждого китайца считать преступником. Расстроившись, я потеряла всякий интерес к товарам, уплатила по счету, но оторвать Мюриель от шелков, а Анджея — от коллекции украшений, изготовленных, вероятно, на островах Фиджи, мне так скоро не удалось.
Из лавки мы направились в лагерь, где менее чем за час свернули палатки и погрузили весь провиант на уже поджидавший нас грузовик, который также принадлежал фирме «Чжи Лунь-чжан». Прощание с Мюриель было очень грустным. Мы обе ревели в три ручья, зато со строгим пастором Фоксом дело обстояло значительно проще. Казалось, что он даже рад нашему отъезду, видимо потому, что его жена в последнее время посвящала мне слишком много времени, да и Анджей был красивым молодым человеком, который мог нравиться женщинам…
Мы ехали целый час вдоль западного побережья острова, так как на восточном горы часто подступали так близко к морю, что проехать здесь, по словам шофера, почти невозможно. Я полагаю, однако, что это была простая отговорка нашего водителя, симпатичного островитянина, носившего звучное имя Халуторо, который предпочитал объезжать горы, так как в них, по его мнению, обитали «дикие люди», враждебно относящиеся к европейцам. Я понимала, конечно, что это плод фантазии самого Халуторо, которому хотелось придать нашей поездке приключенческий характер, а поэтому не обращала никакого внимания на эти сказки.