Письма солдат
Шрифт:
— Надо свистеть, тогда прибегают.
Почти все столики заняты людьми в форме. Большинство русские и немцы, но встречаются шведы и даже норвежцы. Киль и до войны крупный транзитный международный узел, а сейчас через него сплошным потоком идут грузы с Балтики.
— У вас, Иван Дмитриевич, все успешно?
— Частично. Пока вы мотались по Германии, я сидел безвылазно как паук в паутине.
— Сочувствую, климат здесь мерзкий. Как ваше самочувствие?
— Хорошо.
Никифоров не лукавил. Действительно, восстановился после той злосчастной контузии. Да еще родные прислали чудодейственный сибирский
— Молодежь встретили? Как люди?
— Даже неплохие офицеры. Удивлен, если честно. Не дураки, извилины не только от фуражки. Еще раз убеждаюсь, в саперы у нас особый отбор. Впрочем, сами познакомитесь, они сейчас с новобранцами в казарме занимаются. Скоро должны прийти на ужин.
— Вот и хорошо. Личные дела я читал, но бумага бумагой. Что есть на самом деле не говорит, суть искажает.
Тем же вечером и старые и новые офицеры Отдельного Кексгольмского собрались в холле на пятом этаже. Подпоручик Шперлинг взял гитару. На романсы в исполнении молодого человека подтянулись соседи по этажу.
После очередной песни на два голоса на известный сюжет Вавилов задумался. Взгляд ротмистра блуждал в неведомых далях.
— Знаете, господа, — потянулся жандарм, — одна история из головы не выходит. Мне немецкие коллеги рассказали про случай со скрытой во мраке предысторией, трагичной развязкой, но счастливым чудесным финалом.
— Расскажите, Аристарх Германович.
— Так, представьте себе: июнь прошлого года, утренний туман в море у Шербура. Дивизион немецких «шнельботов» в поиске. Свободная охота. Помните, мы добивали Францию, из Шербура, Ла-Рошели и других портов эвакуировались англичане, с ними на транспорты набивались беженцы. Люди совершенно разные. Были среди них военные преступники, дезертиры из армии, немало попадалось обычных напуганных запутавшихся обывателей. Конечно, транспорты бомбили, мы и немцы старались их перехватить катерами и эсминцами.
— Страшное было дело, — заметил один из молодых людей. — Брат рассказывал, он рыдал за штурвалом самолета, когда внизу открылась картина апокалипсиса. Он явственно видел, как по днищу судна ползли десятки и сотни несчастных. А вокруг в волнах сплошные головы.
— Было такое. Никто ведь не знал, что в трюмах судов. Англичане не использовали флаги «Красного креста» для обозначения мирных беженцев. Некомбатантов много погибло.
— Так вот, — продолжил ротмистр. — Матросы одного из катеров заметили в воде мокрый грязный некогда белый ком. За него цеплялась тоненькая ручка. Подошли на «малом» и вытащили на палубу маленькую девочку. Представляете, она цеплялась за огромную мягкую игрушку, белого медведя. Ребенка спасли, судовой лекарь выходил ее пока корабль вел бой, атаковал следующий конвой.
— Интересно получается. Взрослые тонули, а ребенок выплыл.
— Что еще удивительнее, девочка оказалась чистой немкой. Папа у нее потерялся во Франции, мама погибла в море, а сам ребенок выжил. Спасла ее игрушка, подаренная отцом.
Слушавший внимательно Никифоров напрягся.
— Аристарх Германович, что стало с девочкой?
—
— Действительно интересная история. Чудо.
— Самому в душу запало. Бывает ведь так, мужчины тысячами гибнут, а маленькую слабую девочку словно архангел за руку вывел к землякам.
Тем же вечером Никифоров постучал в дверь номера жандарма.
— Простите ради Бога, Аристарх Германович. Отвлеку ненадолго.
— По делам батальона? Кстати, совсем забыл поздравить с новым званием. Не сегодня завтра получите на почте официальный приказ о присвоении, звездочки с погон сами уберете.
— Пустое, — отмахнулся новоиспеченный капитан. — Личное дело, очень интересного толка.
— Проходите. Коньяк, сигареты?
— Спасибо, только чистую воду. Вы сегодня вспомнили историю с чудодейственным спасением. Не можете ли ее дополнить?
— Постараюсь, чем могу. Вижу, вас тоже зацепило.
Офицеры переместились к открытому окну и закурили.
— Вам не называли имя этой девочки?
— Джулия. Она не помнила, была ли крещена, крестик не нашли. Потому в приюте ее крестили по лютеранскому обряду.
— Джулия, — повторил Никифоров. — По-русски Юлия, Юля.
— Так получается, только папу звали Рихардом, а мама Ольга. Может быть полукровка. Вижу, вас история сильно заинтересовала.
Иван достал фотографию и протянул жандарму. Маленькая девочка обнимает большого белого медведя. Вавилов осторожно взял карточку, поднял на свет.
— Может быть. Все может быть. Такие большие игрушки стоят дорого. Мало кто может себе позволить.
Затем жандарм достал из шкафчика два стакана и бутылку коньяка.
— Вижу, вы хотите многое рассказать. Не стесняйтесь, Иван Дмитриевич. Моя служба некоторых пугает, у некоторых вызывает неприязнь, однако связи у нас хорошие. Можем не все, архангелов в штате нет, колдуны и шаманы сами от нас прячутся, но стараемся.
Вавилов разлил напиток с крымских виноградников и дружески подмигнул соратнику. Иван Дмитриевич присел на подоконник и взял стакан.
— Этой истории много лет. Один мой брат был вынужден уехать и поменял фамилию.
За разговором хозяин дважды доливал в стаканы. Больше для себя. Никифоров после первого глотка только касался края стакана губами.
— Я сегодня думал, что рассказал удивительную историю. Вы меня перекрыли. Действительно сложное, удивительное, редкое дело. Сами понимаете, шанс на совпадение есть. — Жандарм задумался. — Ничего не обещаю. Обнадеживать не буду, но постараюсь разузнать об этой истории подробнее. Если не возражаете, фото возьму с собой.
— Буду обязан. Эвакуировались они из Шербура. Судно погибло на переходе. Как раз в эти дни.
— Вы постарайтесь восстановить все даты и предшествовавшие события. Важно все, любая мелочь. Я с утра заказываю билеты на самолет и лечу рыть землю. Пожалуй, вы правильно никому ничего не рассказывали. С вашим братом история темная. Лучше ему пока в поле зрения моих коллег не попадать, а если девочка жива, вернем обязательно. Напомните немецкое имя брата.
— Рихард Бользен.
— Джулия Бользен, — кивнул Вавилов. — Возможно Никифорова.