Письмо Виверо

Бэгли Десмонд

Я вылез из машины, так же как и водитель мерседеса, развернувшийся во всю свою длину, как скрученная полоска коричневой сыромятной кожи. Это был Фаллон, американец, которого показал мне Нигел в пабе гостиницы Котт. Он спросил:

— Мистер Уил?

— Верно.

— Я знаю, что не должен был вторгаться к вам в такой момент, — сказал он. — Но меня поджимает время. Мое имя Фаллон.

Он протянул свою руку, и я обнаружил, что сжимаю его тонкие, как у скелета, пальцы.

— Чем я могу быть вам полезен, мистер Фаллон?

— Не могли бы вы уделить мне несколько минут —

это нелегко объяснить быстро. — Его произношение не было типично американским.

Немного поколебавшись, я сказал:

— Вам лучше пройти внутрь.

Нырнув в свою машину, он достал из нее небольшой кейс. Я провел его в рабочий кабинет Боба, ныне ставший моим, и, указав ему на кресло, сел за стол, сохраняя молчание.

Он нервно закашлялся, по-видимому, не зная, с чего начать, но я не пришел ему на помощь. Покашляв снова, он наконец сказал:

— Я знаю, что это может быть для вас больным вопросом, мистер Уил, но я был бы рад, если бы вы предоставили мне возможность взглянуть на золотой поднос, являющийся вашей собственностью.

— Боюсь, что это невозможно, — сказал я спокойно.

В его глазах появилась тревога.

— Вы не продали его?

— Он все еще в руках полиции.

— Ох! — Он расслабился и щелкнул замками кейса. — Очень жаль. Но я надеюсь, вы не откажетесь посмотреть на эти фотографии.

Он передал мне пачку фотографий восемь на десять, которые я развернул веером. Они оказались глянцевыми и очень контрастными, очевидно, их сделал опытный фотограф-профессионал. Это были снимки подноса во всех возможных ракурсах, где он фигурировал как целиком, так и на серии отпечатков, позволяющих с близкого расстояния изучить окаймляющий его хитроумный орнамент из виноградных листьев.

— Может быть, эти снимки вам понравятся больше, — сказал Фаллон и передал мне еще одну пачку фотографий восемь на десять. Эти были сделаны в цвете, и хотя не казались такими контрастными, как черно-белые снимки, они, возможно, передавали изображение подноса более точно.

Я поднял глаза.

— Где вы их взяли?

— Это имеет какое-то значение?

— Для полиции, вероятно, имеет, — сказал я твердо. — Этот предмет связан с делом об убийстве, и скорее всего им захочется узнать, каким образом вам удалось получить эти прекрасные фотоснимки моего подноса.

— Не вашего подноса, — сказал он мягко. — Моего подноса.

— Что за чертовщина! — воскликнул я. — Этот поднос использовали в моей семье, насколько я знаю, на протяжении ста пятидесяти лет. Я не вижу, на каком, черт возьми, основании, вы можете объявлять его своей собственностью.

Он нетерпеливо взмахнул рукой.

— Мы говорим о разных вещах. На этих фотографиях вы видите поднос, который в настоящее время надежно заперт в моем сейфе. Я прибыл сюда, чтобы выяснить, насколько ваш поднос похож на мой. Я думаю, что вы ответили на мой незаданный вопрос достаточно ясно.

Я снова посмотрел на фотографии, чувствуя себя немного глупо. Несомненно, то, что я держал перед собой, казалось изображением столь хорошо мне знакомого подноса, но точная ли это копия, сказать было трудно. Я видел поднос мельком утром,

в прошлое воскресенье, когда Дейв Гусан показал мне его, но когда был предыдущий раз? Когда я навещал Боба, он, должно быть, всегда находился где-то поблизости, но ни разу не попадался мне на глаза. Говоря по правде, последний раз я рассматривал его, когда был еще ребенком.

Фаллон спросил:

— Это и в самом деле похоже на ваш поднос?

Я объяснил ему свои затруднения. Он понимающе кивнул головой и сказал:

— Вы не согласитесь продать мне ваш поднос, мистер Уил? Я заплачу вам хорошие деньги.

— Я не могу продавать то, что мне не принадлежит.

— Как? Я был уверен, что вы унаследовали его.

— Так и есть. Но существуют различные официальные процедуры. Он не принадлежит мне до тех пор, пока не вступило в силу завещание моего брата. — Я не собирался говорить Фаллону, что Монт предложил мне продать этот проклятый кусок металла: мне хотелось попридержать его и разобраться, что же за ним на самом деле кроется. Я не забывал ни на минуту, что из-за этого подноса умер Боб.

— Понимаю. — Его пальцы выбивали дробь на подлокотнике кресла, — Полагаю, что полиция скоро вернет его вам.

— Не вижу причин, которые могли бы этому воспрепятствовать.

Он улыбнулся.

— Мистер Уил, вы позволите мне осмотреть поднос и сфотографировать его? При этом даже не понадобится выносить его из дома: в моем распоряжении имеется очень хорошая камера.

Я ответил с усмешкой:

— Не вижу причин, которые вынудили бы меня так поступить.

Улыбка исчезла с его лица, будто ее там никогда и не было. Через некоторое время она появилась снова, превратившись в сардонический изгиб уголков губ.

— Я вижу вы… подозреваете меня.

Я рассмеялся.

— Вы совершенно правы. А что бы подумали вы, оказавшись на моем месте?

— Вероятно, то же самое, — сказал он. — Я поступил глупо.

Однажды я видел, как опытный шахматист сделал заведомо ошибочный ход, которого не позволил бы себе даже новичок. Выражение его лица стало от удивления комичным, и лицо Фаллона в данный момент выглядело точно так же. Он производил впечатление человека, мысленно пинающего себя в зад.

Услышав, что к дому подъехала машина, я встал и открыл окно. Джек и Медж вылезли из своей малолитражки. Я крикнул:

— Подожди немного, Джек, я сейчас занят.

Он махнул рукой и направился в сторону от дома, а Медж подошла к окну.

— Не желаете чашечку чая?

— Это неплохая идея. Как насчет вас, мистер Фаллон, — не хотите ли чаю?

— Было бы весьма кстати.

— Тогда, Медж, подай сюда чай на двоих, пожалуйста.

Она удалилась, и я снова повернулся к Фаллону.

— Я думаю, будет лучше, если вы расскажете мне, что вам на самом деле нужно.

Он сказал взволнованно:

— Уверяю вас, я ничего не знаю об обстоятельствах, послуживших причиной смерти вашего брата. Мое внимание к подносу привлекла заметка с фотографией в газете «Вестерн Монинг Ньюс», которая попала мне в руки с запозданием. Я немедленно отправился в Тотнес и прибыл сюда в пятницу поздно вечером…