Письмоносец
Шрифт:
— Лэрке! — кричит он.
Он хватает ртом воздух и сникает. Когда он снова открывает глаза и видит, что Каспар стоит и смотрит, он медленно встает.
— Сегодня надо разнести почту, — говорит он.
— Сегодня слишком много снега.
— Позавчера тоже было много снега, но мы пошли — и ничего!
Руск застегивает свою форменную куртку и вешает через плечо сумку. По его лицу скользит желто-серая туча, кожа покрывается складками. Глаза блекнут, он тяжело дышит.
Каспар первым спускается по лестнице, но ему приходится опереться на стену, чтоб не упасть. Анна-Грета не приходит
Они нагружают почтовую машину, и Руск вдавливает педаль газа до отказа. У него в глазах слезы, а Каспар блюет в полиэтиленовый пакет. Когда Каспар выходит из машины, горы колышутся. На какой-то момент он прислоняется к машине, в горле у него так сухо, что глаза слезятся. Каспар зачерпывает снег и набивает им рот. Зубы сводит.
Руск нашел какие-то лыжи, еще более старые, чем те, которые потерял Каспар. Он говорит, что они раньше принадлежали Фрицу-Маркину. Каспар варежкой стирает с них серую паутину и дохлых ночных мотыльков. Он натирает их воском и затягивает скрипящие кожаные ремни. Каспар возится, пыхтит и замечает, что у него плохо пахнет изо рта.
— Воды, — шепчет он.
Руск дает ему фляжку. Каспара тошнит, и на снег капает желтая желчь. В голове стучит, словно сердце бьется у него в горле.
На горе больше снега, чем вчера. Каспар смотрит только вперед, вперив глаза в спину Руска, передвигает лыжи, как робот. На снегу глубокие следы; Лэрке, наверное, уже дошла до поселка.
На пути вниз с горы к поселку он оступается и кубарем катится вниз вместе с комьями снега и камешками. Одна нога уезжает не в ту сторону. Дом Софии ближе и ближе, в ноге стреляет, словно там лопнула резинка. Он врезается в каменную ступеньку крыльца Софии.
Каспар не может встать, в ноге странное ощущение, она ослабла. Кровь сочится сквозь прореху в штанах, на снегу появляются розовые пятна. Он тяжело дышит, в воздухе сгущаются облака, как дым от вулкана. Руск садится на корточки рядом с ним, кладет ему в рот жвачку и прижимает губу пальцем.
Выходит София с санитарной сумкой через плечо.
— Надо бы вертолет, — бормочет Руск.
— Каспар может остаться здесь, — быстро отвечает София. — Мы здесь в поселке всегда справлялись со всем сами. Я на своем веку вылечила столько ягнят с поломанными ногами. К тому же сегодня здесь ни один вертолет не сможет сесть.
Она смотрит на небо, оттуда валит снег.
Каспара вносят в дом и кладут на диван в стиле рококо среди пахнущих лавандой больших подушек. София стаскивает с него штаны и ощупывает ногу. Каспар вскрикивает. Она обмывает его ногу, кладет ее высоко и обертывает пакетами с мороженым горохом.
— Всего-навсего растяжение, — говорит она и промывает ему царапины.
Руск долго смотрит на Каспара; язык во рту заплетается, у Каспара вырывается только хрип.
— Будь умницей, — бубнит Руск и похлопывает его по плечу.
Из окна видно, как почтмейстер переходит к дому Лэрке и стучится. Она открывает, но тотчас захлопывает дверь. Руск разворачивается, падает на четвереньки и ползет к горе.
— Хочешь что-нибудь посмотреть? — спрашивает
Она падает как раз на больную ногу, он вскрикивает.
— Больно? — спрашивает она.
— Нет, — отвечает он и открывает журнал.
Король на этот раз швырял мраморные статуи в роялистов, которые в его день рождения собрались под его балконом, чтобы спеть для него.
В комнате Софии тепло, и Каспар снимает сперва фуражку, а затем и форменную куртку. На ужин у нее сушеная баранина Страдивариуса. Она странного красно-коричневого цвета, лежит на тарелке, а у Каспара нет аппетита. София помогает ему дойти до комнаты для гостей, там стены желтые и в ней еще жарче.
— Я сплю наверху, — говорит она. — Если что-нибудь будет нужно, зови.
Она долго стоит в дверях и смотрит, Каспар закрывает глаза и притворяется, что он уже спит.
Дождавшись, когда она уйдет, он пробует снять кальсоны, но каждое движение отдается в ноге острой болью. Пот катится с него, как тропический ливень. Наверно, так бывает, когда лежишь на пляже в жаркий летний день, думает Каспар. Он тяжело дышит, ему хочется снега. Наверху раздается грохот сапог. Подумать только: женщина — и так тяжело топает.
Горы плотным кольцом окружают поселок, вдали слышен камнепад. Не так далеко отсюда спит Лэрке.
Он снимает с нее шубу, шерстяную шляпу и длинные сапоги со шнуровкой выше колен. Он тонет в глубинах сна, поднимается из постели Лэрке, идет в ванную и улыбается своему отражению в зеркале. Тут гладкая поверхность трескается, и лицо меняется. Лэрке стоит за его спиной, видит, как шелушится его кожа и как из-под нее проступает чужое лицо. Он закрывает глаза руками, кричит, падает и просыпается от звуков собственного голоса.
Каспар пытается опять заснуть, но стоит ему закрыть глаза, как перед ним встает чужое лицо, как отпечаток на сетчатке. Он садится в кровати, смотрит на желтую стену, кашляет — так сухо у него во рту, — но не решается выйти в ванную и напиться воды.
Каспар просыпается от звуков выстрелов. Он садится на постели. Все тело у него болит, словно все кости отломили друг от друга, перетряхнули под кожей и поставили не на свои места. В дом вваливается София, на ней серая шуба, а через плечо — охотничье ружье. Каспар поднимает руки вверх и кричит: «Спасите!»
Раньше он никогда не видел Софию смеющейся, а сейчас она расхохоталась. Она корчится от смеха на полу, от нее пахнет ветром.
— Я тренируюсь, — говорит она, откидывая мокрые волосы со лба.
— Волки, что ли? — тихим голосом спрашивает Каспар.
— Когда я была маленькой, здесь водились волки, — говорит она, — зимой они подбегали к самым домам, и наша семья, и я съеживались от страха. И ведь не одни волки голодали. Иногда вопрос стоял о том, кто кого скорее съест. Вот это, — она расстегивает шубу, — мой отец сшил моей матери. Волк уже собирался запустить в мать свои когти, но отец его опередил. Шуба много лет лежала на чердаке, а я ее нашла, это просто шикарная зимняя одежда. Смотри, тут к рукавам пришиты волчьи когти, они до сих пор острые. Отец их там оставил, чтобы матери в случае чего было чем обороняться.