Письмоносец
Шрифт:
Из одного глаза катится слеза, она отворачивается и уходит в хлев. Каспар встает и нетвердыми шагами идет к трещине в стене, но она бьет его кулаком в глаз и затыкает трещину лиловыми цветами.
— Катись отсюда, — кричит она. — Почтальонов терпеть не могу!
Каспар бродит по окрестности, лицо у него все в крови, а идти обратно к Софии ему не хочется. Вдруг он обнаруживает, что стоит перед лестницей, которая, извиваясь, ведет наверх, к белому дворцу. Он поднимается по ней, скача на одной ноге. Идет густой дождь, ступеньки узкие, и каждая истерта до такой степени, что в ней образовалось углубление.
Он медленно
На террасе он почти вплотную утыкается в большое, во всю стену, окно. Внутри все белое, а мебель в чехлах. Каспар нажимает на дверную ручку и входит во дворец, под потолком позвякивает хрустальная люстра. Часть помещения ближе к окнам нагрета солнцем, но чем дальше он заходит, тем делается холоднее. Каспар щурится, глядя на окна. Может, он невесомо прошел по облакам и дошел до края света? Кое-где торчат вершины гор, словно каменные вехи под снегом. Наверное, это самое красивое место в мире — и самое одинокое. Углы с воем овевают струи ветра.
На вершине горы в отдалении виднеется маленькая красная точка. Наверное, это Руск, который пьет свой шнапс. Он закрывает глаза, свет слишком яркий, хотя он и в безопасности за стеклами окон. За веками плывут белые точки и превращаются в машущих крыльями ангелов. Каспар выходит на улицу и быстро, как может, ковыляет вниз. В серых тучах лицо приятно покалывают прохладные капли дождя.
Руск стучится в дверь к Лэрке. Она не открывает; он уменьшается в маленького сгорбленного человечка и плетется по направлению к дому Софии. Когда Каспар входит в гостиную, Руск не поднимает глаз. Седые волосы на макушке взъерошены, от него пахнет спиртом и мочой. Сегодня он опять забыл снять ботинки и стоит как истукан посреди комнаты, теребя пальцами замок своей сумки.
— Садись, — тихо говорит Каспар.
Он остается стоять. Каспар обнаруживает, что спина у Руска мокрая — а София ушла на кухню варить кофе. Он, пятясь задом, ведет его в ванную; там он помогает почтмейстеру снять брюки. Каспар полощет его кальсоны.
Руск почесывает у себя в паху, затем чешет нос, Каспар снимает свои собственные кальсоны, отдает Руску, а его кальсоны вешает для просушки. Руск вышагивает на месте, и заставить его надеть штаны очень трудно. Каспар берет его под руку, они вместе идут в гостиную и садятся на диван.
— Что случилось? — спрашивает София, увидев исцарапанное лицо Каспара.
— Я упал.
Руск барабанит по столу и выпивает свой кофе еще горячим. Он воет и хлопает себя по ляжкам.
— Руск, — кричит ему София, как глухому, — что ты сегодня-то пришел? Сегодня страстная пятница, ты же знаешь: у тебя в праздники выходной!
Каспар помогает Руску открыть сумку, но писем в ней нет. Он встает и выходит за дверь.
— Ты должен поправиться, — говорит София, когда они с Каспаром стоят на крыльце и смотрят почтмейстеру вслед.
София стоит у него за спиной и часто дышит, ее дыхание щекочет ему затылок. Каспар оборачивается и видит, что она плачет. Его глаза наполняются слезами. Когда он видит, как уходит Руск, это отдается у него в ногах. Каспар водит ногой в носке туда-сюда по камню, на котором стоит. Камень не гладкий, похоже, что на нем узор. В низком свете заходящего солнца на камне проступают контуры зверя. Он наклоняется и обводит
— Под этим камнем лежат белые ягнята, — говорит София, ни к кому не обращаясь, — последнего похоронили, когда я была молодой; тогда моя сестра уехала в город. Я связала ему ноги и похоронила под этим камнем живьем. Это у нас в поселке такой обычай, чтобы отвратить от дома несчастье. Когда мы с сестрой должны были родиться, тогда тоже похоронили барашка. Мать с отцом знали, что роды будут опасные, потому что ждали двойню. Похороны ягненка хорошо помогают, но это колдовство надо время от времени обновлять, иначе ягненок, которого похоронили последним, может восстать из могилы и начнет бродить по ночам.
Когда моя сестра уехала в город, я похоронила белого ягненка, купила несколько тысяч метров колючей проволоки, поставила изгородь, чтобы овцы не разбежались или не зашел кто-нибудь чужой. Но сейчас столбы изгороди подгнивают, а проволока ржавеет. На то, чтобы заменить изгородь, уйдет много времени, а пока я сменю все, там успеют образоваться дыры. Если б я успела похоронить под крыльцом того белого ягненка, это помогло бы. Но он, наверно, уже давно погиб в снегах.
София не дыша прислушивается к шуму ветра и падающих с крыши мелких капель.
— Ты слышишь, — шепчет она, приложив ладонь к уху, — ветер переменился, и у туч цвет стал какой-то не такой. Что-то должно случиться, наверно, беда. Это началось, когда я впервые увидела тебя… а не тогда ли, когда этот ягненок пропал?
София вздыхает и нетерпеливо топает ногой.
— Нет, — говорит она, — все нормально. Просто мы тут в поселке уже стареем.
София уходит в дом, а Каспар все еще стоит и думает, что жертвоприношением от беды не отгородишься.
Каспар идет в ванную и умывает лицо. В белую раковину бежит красная водица.
София с грохотом ставит стопку тарелок на стол, она плачет, а Каспар путается у нее под ногами. Они едят и смотрят в темноту за окнами. София жует котлету из баранины Страдивариуса, а Каспар взял себе только картошку и соус. Потом София убирает со стола, роняет стакан и чертыхается. Каспар тихо ложится на диван, но у него все болит, лицо тоже опухло.
После того, как София помыла посуду, они усаживаются на небольшом расстоянии друг от друга и смотрят журналы, пока кукушка в часах не кукует двенадцать раз и София не уходит к себе наверх. Каспар доползает до своей комнаты и подтягивается, чтобы залезть в кровать. Он беспокоится за ягненка, который остался у него дома. Ведь Руск никогда ни за чем не уследит.
Наверно, надо было напичкать ягненка едой, а задик заткнуть пробкой, думает он. Без еды и питья не проживет ни одно животное.
Каспар закрывает глаза руками и видит перед собой маленького белого ягненка. Он лежит на полу и ловит ртом воздух, от него остались только кожа да кости и большие блестящие глаза. Может быть, в этот самый момент он умирает ужасной смертью, а тогда виноват во всем он, Каспар, потому что смерть ничем не исправишь.
После поездки с Обществом альбиносов и своего бегства через гору ему ничего так не хотелось, как иметь зверюшку. Однажды он нашел в саду птенца черного дрозда, который, должно быть, выпал из гнезда. Каспар приставал к маме с просьбами оставить птичку себе, — и конечно, она ему разрешила, потому что ей стало жаль, что он все время сидит один, пока она встречается с заказчиками. Птичка осталась у Каспара, и мама раздобыла для нее клетку необычно большого размера.