Письмоносец
Шрифт:
Сразу и не поймешь, кто сидит в гостиной — мужчина или женщина. Только когда он поднимается и подходит ближе, Каспар догадывается, что это, должно быть, и есть София. На ней платье в голубую полоску, а сама она высокая и мускулистая. Пепельные волосы собраны в пучок, из-под изогнутых бровей глядят ярко-голубые глаза, а на верхней губе пробиваются черные усики. София поднимает ружье и указывает на Каспара:
— Ты кто?
Она приглаживает рукой волосы, вертит носком левого ботинка, сощуривает глаза и смотрит на него в
Каспара некоторые принимают за призрака. Другие думают, что он нарочно нарядился, чтобы над ними подшутить. Иные считают, что он — ангел и что он явился за ними.
— Это Каспар, он собирается стать почтальоном, — отвечает Руск и присаживается.
София опускает ружье, бледнеет и переводит взгляд то на Руска, то на Каспара. Потом она выходит на кухню, сжимая кулаки. Она возвращается с кофе, садится в кресло-качалку, ружье кладет себе на колени, нагибается, хватает Каспара за руку и трясет ее в своей. Рука большая и грубая, но когда она смотрит Каспару в глаза, она фыркает, прижимается носом к его руке и нюхает.
— Садись, ешь, нам надо успеть домой засветло, — говорит Руск.
Каспар садится на диван в стиле рококо, София кривит губы, разливает кофе и режет малиновый рулет. Сосульки в бороде Руска тают и капают в кофе.
— Знаешь, Руск, просто не верится, что так много лет прошло с тех пор, как ты пришел сюда в первый раз.
София смотрит на Каспара:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать восемь.
— Руск был ненамного младше, когда начинал.
София смотрит в потолок.
Печи и обогреватели раскалены докрасна, замерзшие щеки Каспара начинают пылать, мышцы ног дрожат. Ему больше всего хочется расстегнуть форму, сбросить рубашку и штаны — но он находится при исполнении служебных обязанностей. София наливает кофе, он чернее, чем у Руска. Почтмейстер извлекает из сумки письма. София слюнит палец и начинает разбирать их.
Каспар рассматривает комнату. Здесь безвкусно смешались персидские ковры, народная резьба по дереву, диван от современного дизайнера, диван в стиле рококо, картина Трампедаха, пара гравюр с ревущими оленями и стеллаж из фирмы «ИКЕА». В каждом окне установлено по подзорной трубе, и у Софии хороший обзор всей местности.
София — типичный нувориш, мать терпеть не могла работать с такими заказчиками.
София рвет целлофановую упаковку на пачке глянцевых журналов за эту неделю и журналов, посвященных интерьеру. Руск и Каспар встают, чтобы уйти, а София сует в сумку Каспару остаток рулета. От кофе у него уже начал болеть живот.
— Ты очень бледный, — говорит София, когда они уже собираются уходить, — но, наверно, там за горой у вас все такие.
Она прерывается, чтобы открыть дверь. Ветер доносит блеянье овцы.
— Мне нужна ваша помощь, — говорит София. — Пару недель назад у меня окотилась одна овца. Ягненок был белый. Но он исчез; я думаю, он, наверно, как-то протиснулся через изгородь, заплутал в горах и там погиб. Если увидите его, скажите мне.
София то разжимает, то сжимает руки, но взгляд у нее не меняется. Она прощается.
Кофе разъедает желудок, и Каспар чувствует, что ему нужно в туалет. София закрывает за ними дверь, а почтальоны несут свои лыжи за спиной.
Возле загона для овец стоит девушка в зеленом платье и меховой шапке.
— Лэрке! — машет ей Руск.
Он бредет по глубокому снегу, но она скрывается в хлеву и так сильно хлопает дверью, что звук отдается в горах. Руск останавливается и застывает как статуя.
— Пошли, — говорит Каспар, — нам надо домой.
Руск поворачивается и спешит за Каспаром. Они проходят долгий путь до вершины горы и там делают передышку.
— Почему ты стал почтальоном? — спрашивает Каспар.
Руск отвечает не сразу:
— Пер-Апостол — мой дядя. А я единственный из всей семьи сгодился на роль его преемника.
Каспару надо справить большую нужду, он заходит за вершину горы, снимает штаны и садится.
— Стой! — кричит он, но Руск уезжает на лыжах прочь.
Ветер воет и свистит сзади, Каспар со стоном надевает штаны, подвязывает лыжи, едет по следам Руска и нагоняет почтмейстера.
Руск поворачивает голову, лицо у него опять застывшее. Глаза белы как снег. Каспар тыкает ему в спину лыжной палкой, но Руск только чуть-чуть вздрагивает, как будто Каспар — просто внезапный порыв ветра. Может быть, этот пейзаж завладел Руском. А может, Руск слился с окружающей средой.
Радость горы растет в сердце Каспара. Вот проскакал заяц-беляк, вот на каменной вехе сидит белая куропатка и клонит головку набок. Они совсем не боятся и идут за Каспаром.
Спускается темнота, краски необычны. Воздух холодеет, в ногах мутится молочная кислота. Большие хлопья снега падают и повисают на униформе почтальонов. Руск снова приходит в себя, только когда они спускаются со склона к стоянке. Он отхлебывает из фляги шнапс и моргает.
Звери возвращаются к себе в горы.
Последнюю часть пути Каспар проезжает на заду и останавливается возле колючей изгороди. Когда почтальоны выходят из калитки, тучи заслоняют от них последние лучи дневного света.
— Никогда больше не садись срать в снегопад! — говорит Руск Каспару уже в машине. — Тебя же, блин, совсем не видно, когда ты раздеваешься!
Он громко и долго хохочет. Каспар только чуть-чуть улыбается краем рта.
Прежде чем подняться к себе в квартиру, Руск достает почту из почтового ящика. Он протягивает Каспару белый конверт, а себе берет рекламные листовки. Сердце Каспара так бьется, что ему больно.
— Может, мне сходить в магазин; нам ничего не нужно?
— У меня в шкафу целый ящик сушеной трески, — отвечает Руск, пожимая плечами.