Пистоль и шпага
Шрифт:
— А вы, часом, не из немцев будете? — ехидно спросил священник. — Уж больно хлопочете за них.
— Уймись, поп! — внезапно сказал пожилой мужчина, судя по одежде, из небогатых дворян. — А коли из немцев, так что ж? У меня сын в драгунском полку служит, рассказывал, что немцы — бравые вояки, с неприятелем бьются не хуже русских. Лучше глянь! У подпоручика на мундире Георгиевский крест, а его только за бой дают и проявленную в нем храбрость. Где сражались, ваше благородие? Под Смоленском?
— И там тоже, — кивнул Руцкий. — Благодарю, сударь, за поддержку, но батюшка не угадал. Русский я. А насчет Москвы… Ее некому защищать. Под Бородино легла половина нашей армии. Вы не представляете, что там творилось! Трупы лежали в несколько слоев — люди и кони вперемешку.
— Вы были там? — подошел к подпоручику офицер в ополченском мундире — тот самый, что принес новость об оставлении Москвы.
— Да, — кивнул Руцкий. — На Семеновских флешах.
— Говорят, уйму народу побило. Расскажите, ваше благородие! — попросил ополченец. — Пожалуйста!
— Просим! Просим! — зазвучало со всех сторон. Подпоручика окружили. Только пристыженный священник отошел в сторону, где и сел в углу.
— Это долгий разговор, — покачал головой подпоручик, — а нам надо ехать. Хотя… Я вам прочту стих, там все сказано.
Он прикрыл глаза и задекламировал:
Мы долго молча отступали, Досадно было, боя ждали, Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры Чужие изорвать мундиры О русские штыки?»…Анна слушала, замерев. Руцкий декламировал, отчетливо выговаривая каждое слово, но это не походило на стихи в исполнении актеров. Не было ни надрывной патетики, ни кривляния. Лицо подпоручика не выражало чувств, а его прикрытые глаза словно говорили: он видит внутренним взором, о чем повествует.
Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени, В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел…Анна вдруг увидела перед собой поле, заваленное грудами тел. В них врезались ядра, и тогда в стороны летели руки-ноги и какие-то кровавые ошметки. Вздрогнув, она потрясла головой, прогоняя жуткое видение. Видимо, нечто подобное испытали и другие слушатели: Анна видела, как лица их побледнели.
Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!.. Земля тряслась — как наши груди; Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий Слились в протяжный вой… Руцкий на несколько мгновений умолк, а затем продолжил: Такие люди в наше время, Могучее, лихое племя: Богатыри, орлы. Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля. Когда б на то не Божья воля, Не отдали б Москвы!На последних словах он сжал кулак и махнул им, будто вбивая гвоздь. В зале на мгновение воцарилась тишина, а затем люди захлопали и загомонили, выражая восторг.
— Это вы сочинили, ваше благородие? — с горящим взглядом спросил ополченский офицер.
— Нет, — покачал головой Руцкий. — Михаил Юрьевич Лермонтов.
— Не слыхал о таком пиите.
— Услышите. Извините, господа, меня ждут.
Подпоручик поклонился и вернулся за стол. Сев, отхлебнул из чашки остывшего чаю.
— В горле пересохло, — улыбнулся в ответ на пристальный взгляд графини.
— Я
В ответ Руцкий только развел руками.
«Это его стихи, — догадалась графиня, — только отчего-то не хочет сознаваться. Точно он. Строй стиха совершенно необычен, такой же был в песне, которую он пел Кате. В России так не пишут. И говорит он иначе: слова непривычные и складывает по-другому. Так бывает у тех, у кого первый язык не русский, а Руцкий родился и вырос за границей…»
У Анны были хорошие учителя — отец не жалел денег для любимой дочери, так что вывод она сделала верный — для уроженки того времени, конечно [35] .
— Я бы хотела, Платон Сергеевич, услышать о сражении под Бородино, — сказала она.
— Нет времени, ваше сиятельство, — покачал головой Руцкий. — Нам нужно ехать.
— Платон Сергеевич прав, — подключился Виллие. — Именное повеление не терпит промедления.
— А его не случится, — улыбнулась Анна. — Платон Сергеевич сядет ко мне в дормез, где и расскажет дорогой. Ваш экипаж поедет следом. Отправимся поездом [36] . Кони у меня добрые, вам на станциях их будут менять. Никакого промедления не случится, полагаю, доедем даже скорее. Вместе путешествовать веселее, согласитесь, Яков Васильевич?
35
Существует литературоведческая версия, что стихи Пушкина так сильно отличались от современных ему поэтов потому, что по-французски он в детстве говорил лучше, чем по-русски, поэтому иначе строил фразы.
36
Поездом в то время называли несколько экипажей, едущих колонной.
— Соглашусь, — кивнул Виллие.
— Тогда пойдем собираться, — сказала Анна, вставая. Следом вскочили со стульев мужчины. За дверями зала Руцкий, поклонившись, отправился к своему сеновалу, а графиня остановила собиравшегося последовать ему Виллие.
— Скажите, Яков Васильевич: ваш спутник действительно так храбр, как я слышала? — задала интересовавший ее вопрос.
— Вы даже не представляете как, Анна Алексеевна, — вздохнул Виллие. — В Смоленске он командовал полуротой и вышел из города последним, после чего сжег за собой мост. За это государь произвел его в офицерский чин, причем, сразу в подпоручики. Под Бородино Руцкий, насколько знаю, два часа бился на Семеновских флешах, отразив три атаки неприятеля. Дрался с французами в рукопашной. Видели, мундир на нем заштопан? Это след от вражеского штыка. Поручика спасли часы — штык угодил в них, иначе мы не имели бы счастия с ним беседовать. Это еще не все. Под Семеновской батальон, где служил Руцкий, отбил атаку польских улан и тем самым спас от пленения командующего Второй армией. Правда, того ранили. Руцкий, к слову, оказал ему первую помощь, причем, весьма умело, — тут лейб-хирург отчего-то смутился. — Полагаю, что князь выживет и еще станет во главе армии. Насколько знаю, все офицеры батальона, где сражался Руцкий, повелением князя Багратиона представлены к награде, подпоручик в их числе. Что касается его заслуг по лекарской части, то я лично доложу о них государю. Поверьте, они так велики, что орден подпоручику воспоследует.
— Благодарю, Яков Васильевич, — сказала графиня. — Не сердитесь, что забрала у вас спутника. Сама знаю: за доброй беседой путешествовать скорее.
— Совершенно верно, — подтвердил Виллие. — Дорогой мы говорили о медицине. Вы не представляете, сколько он знает! Даже мне, старику, годы отдавшему лекарскому делу, многое внове.
— Сколько же ему лет? — удивилась Анна.
— Тридцать один. Понимаю ваше удивление: выглядит моложе. Говорит: это у них фамильное. А теперь, с вашего позволения, откланяюсь. Нужно дать приказание денщику.