Питерский Шерлок. Знакомство
Шрифт:
– Я вас раскусил, – улыбнулся я и перечислил его ошибки.
Судя по всему, его это задело.
– Может быть, это особенности вашей больницы, – с обидой в голосе сказал этот артист, – а в любой другой меня бы не распознали. Ну, не важно, – отмахнулся он. – Главное, что к вам можно проникнуть незамеченным. Теперь я слушаю вас! – и Арсений Строганов достал потрепанный блокнот.
Я не успел и рта открыть, чтобы поинтересоваться с чего начать рассказ, как он перебил меня:
– Я создаю свой метод раскрытия преступлений! Он состоит из шести пунктов. Пока из шести. Сказать их? (Я
Тут он замолчал и даже замер. Я пожал плечами.
– То, что вы пишите рассказы! – от избытка эмоций он хлопнул в ладоши, и блокнот упал на пол.
– А, ну да… – я немного растерялся. Многие знакомые хвалили мои литературные опыты, но, насколько я знаю, никого из них не вштыривало от них.
– Смотрите! – Создатель уникального детективного метода в одно движение выпорхнул из старого глубокого кресла. – Вы – доктор! И вы пишете рассказы! Кстати, «Обратная сторона Земли» – очень прикольное название. А этот… как его… день из жизни этого, как его…
– «Один день из жизни доктора Алексея Михайловича», – изумленно пробормотал я, глядя на своего нового читателя.
– Мне очень понравился рассказ, – закивал он, – потому что короткий. И содержит полезную информацию про ваше отделение.
Я решил, что это одобрение.
– Вы уже осознали всю важность этого сочетания? Доктор-писатель! – его глаза расширились и смотрели на меня не мигая.
– Пока не очень, – ответил я, раздумывая: это он «с приветом» или я туго соображаю?
– Ну, это же элементарно! – закричал он и подхватил блокнот с пола. – Доктор Ватсон тоже был писателем! Поняли? – и, видя недоумение на моем лице, принялся объяснять: – Ну нельзя же быть таким тормозом! Я – детектив, как Шерлок Холмс, а вы – доктор и писатель, как Ватсон! Мне нужен напарник. И наша встреча – это как… яблоко по башке Ньютона! Она перевернет вашу жизнь! Вы рады?
Молодой человек просто светился от счастья. Видимо, приняв мое молчание за согласие, а удивленный взгляд за радость, этот юный детектив начал сбор сведений.
– Итак, наше первое дело. Назовем его… «случай в реанимации»? Нет, банально. «Отравленный любовник»? Звучно, мне нравится. Но можем во время следствия легко поменять название. Allora! – Он уселся в кресло и раскрыл блокнот. – Любовница отравила своего любовника, он попадает к вам в реанимацию и умирает на одном из ваших дежурств. И его жена обвиняет и любовницу, и вас в его смерти. Все правильно?
– Ну, если совсем коротко, – согласился я. – Вы, судя по всему, любите краткость?
– Я люблю быстроту, – кивнул детектив. – Сейчас я буду вас спрашивать… Кстати, а можно на «ты»?
Я кивнул.
– Кажется, это называется сбором
Я думал, что меня уже ничем не удивишь. Однако, ошибся.
– Я? А какая разница? Ведь не меня же отравили, – усмехнулся я, глядя как он что-то рисует в блокноте.
– Никто не понимает, – с сожалением сообщил мне Строганов. – А знаешь, почему? Потому что не владеют моим методом. Ты же задаешь вопросы больному, которые тому кажутся дурацкими? Так что вспоминай: что было на завтрак?
– Пф! Разумеется, я не помню. Бутерброды, йогурт, каша, кофе… Ну, что-то из перечисленного точно было, – я пожал плечами. – Хотя, подожди! – я сам удивился тому, что неожиданно вспомнил. – Я же в тот день жутко не выспался! И есть совсем не хотел. Выпил кофе и поехал на работу.
– Ура! Заработало! – вдруг оживился он и потер руки.
После пятнадцатого вопроса я перестал считать. Детектив задавал их не задумываясь, словно они были подготовлены заранее. И требовал таких же быстрых ответов. Часто прерывал меня, не давая договорить, перескакивая на другую тему.
– Ты знал этого доктора раньше, когда тот еще был здоров?
– Нет, я его увидел первый раз здесь, в реанимации. На второй день после поступления, – рассказывал я. – Он закончил тот же институт, что и я, только немного раньше…
– Ты, когда поднимаешься по эскалатору в метро, считаешь количество ламп?
– Что!? Вроде нет…
– А на том, последнем дежурстве, ты общался с любовницей пациента? А с женой?
– Нет. Да. – Я едва успевал отвечать.
– Опиши мне жену. И любовницу.
– В смысле, внешность? – уточнил я. – Жена, она высокая, с хорошей фигурой, глаза…
– Внутренность, – перебил он меня. – Елена Алмазова… кратко. Яснова, тоже кратко. Обеих. Как в википедии, понимаешь?
Я усмехнулся.
– Волна и камень. Стихи и проза. Лед и пламень.
– Это Пушкин, – проявил осведомленность сыщик. – А твой диагноз?
– Алмазова она такая… эффектная, умная… И, как оказалось, зловредная. А Яснова – улыбчивая, душевная… с виду, во всяком случае. И подозревается в отравлении… Слушай, я не понимаю, какой диагноз ты хочешь услышать.
– Тоже мне, доктор-писатель, – хмыкнул Строганов. – А во сколько умер Яблочков?
– В два ночи.
– С кем ты дежурил?
– С Анжелой, она очень опытная и ответственная медсестра, и с Пашей, он студент военно-медицинской академии, медбратом подрабатывает. Толковый парень. И еще санитарка с нами…
– Был ли дождь тем вечером?
– Нет, – ответил я уверенно, вспомнив, как разглядывал через окно двор приемного отделения.
– Во сколько ты ужинал?
– Где-то около девяти…
Я продолжал отвечать, удивляясь, что события той ночи вовсе не исчезли из моей памяти, а были словно спрятаны за закрытыми дверями. И Строганов со своими вопросами-ключами как будто открывал эти двери.
– Какую музыку ты слушал после ужина?
– Музыку? – несколько удивился я. – Да не помню… А почему ты думаешь, что я вообще слушал музыку?