Питомцы апокалипсиса

Володин Григорий Григорьевич

На моих плечах ткань повисла двумя мешками, тяжелые полы мели пол, потертый воротник болтался как гавайские бусы, а так, в целом, плащ был как раз. Как раз, чтобы холодной ночью закутаться в него с головой.

Мороженое в бидоне наполовину растаяло. Мана

смотрела на него как орангутанг на банан. Я решил, что жизнь дороже возмездия, тихо сказал «чао» и поплелся – чав, чав – домой.

На пороге пустой комнаты Юли меня встретила растерянным взглядом рыбка. Рядом с золотистым хвостом в аквариуме плавали фаршированные омары, хот-доги, треугольники пиццы.

Похоже, Юля начала взрослеть. Впервые моя хозяйка покормила рыбку.

Я почавкал в ванную за резиновыми перчатками.

Глава 11

Я ослабил на шее бабочку-удавку и поспешил за Маной, воздушный фатин ее темно-серого платья колыхался перед глазами. Я поспешил, в то же время держась подальше. Завитые кудри валькирии лучились снопом черных-красных векторов, словно аурой демона. Быстрые всполохи цвета разгорающихся углей пару раз уже ошпарили меня. Чайной ложкой гнева. Черпаком боли. Как будто мне своей мало.

Тропинка вела к дальним западным воротам. Салатовые холмы пылали фиолетовыми свечами-векторами страсти. То тут, то там парочки-гешвистеры, что улизнули с танцев, извивались на траве у кустов тягуры или под сенью раскидистых багряников. Таяли в объятиях полураздетые голубые тела. Прижимаясь к ним, румянились и потели

белые, или желтоватые, или бронзово-смуглые, или черные как деготь. В дымном сером свете розовые, лиловые языки мелькали, чтобы прополоскаться в чужом рту. Паутины слюны склеили губы, пухлые от нехватки воздуха. Глаза закрыты. А у кого не закрыты, у тех увлажнились и сверкали, как жемчужины росы.

Поймав взгляд таких вот влажных глаз, я автоматически расстегнул пуговицу на воротнике белой сорочки. Мана шлепнула меня по руке.

– Извращенец.

– Это все губка в голове.

– Губа твоя треснутая, а не губка.

Бразильянка ускорилась. Черные босоножки быстро замелькали, бешеный цокот каблуков отдался эхом над холмами и в моих ушах, растревожил нервы. Стало не до чьих-то блестящих глаз.

За час до полуночи мы с Маной тоже сбежали с танцев, до тошноты насмотревшись на Юлю с Дарсисом. Единственная пара из ананси и ананси не танцевала, молча сидела за столиком – словно чета прекрасных полубогов-брюнетов. Прелести Юли плотно стягивало шелковое платье, у горла светло-голубое, как ее кожа, дальше постепенно темнеющее до глубинного индиго на подоле, убийственный наряд, смертоносный бич для глаз девственников, ради которого не одну бессонную ночь я – я! – рыскал по бесконечным полкам гардеробной в луна-парке, а моя хозяйка смотрела только на этого стройного, мужественного, изящного перекрахмаленного говнюка с деревянным лицом. Прибил бы гада…уррр!

Конец ознакомительного фрагмента.