Питомец
Шрифт:
Чтобы рассчитаться с долгами, монарх не придумал ничего лучше, как начать рассчитываться с банкирами земельными участками. На купцов надели тяжелое ярмо. Барон, сидящий на государственных заказах, выкрутился из положения, переведя за границу и в Империю половину филиалов купеческого дома и скрыв таким образом большую часть прибыли.
Аристократия многое могла понять, ведь маркизы, герцоги и прочие и сами не отличались добродетелью, щеголяя пухом на рылах, но разбазаривание уделов пришлось им не по вкусу. Истинный землевладелец лучше оттяпает себе лишний кусочек, чем отдаст его соседу или, не дай бог, иностранцу…
Монарх подозревал о зреющем заговоре и принимал превентивные меры, пресекая крамолу и инакомыслие, но гидра отращивала две головы
Давно прогорели дрова в камине, остыли опустевшие кресла, затихли шаги, а я продолжал цепляться лапами и хвостом за потолочную балку. Даже после смерти и переселения мне не было так страшно.
Ха, вы думаете, чего, мол, бояться дракончику? Не ему, в конце концов, голову снесут на плахе в случае неудачи. Так-то оно так, но история собственного мира не раз и не два напоминала о «красных петухах» и реках крови, которыми заканчивались дворцовые перевороты и революции. В любом случае резня неминуема, и сие неизбежно при любом раскладе, независимо от того, какая сторона победит. Насилие порождает еще большее насилие. Если победит лагерь барона, то встает вопрос дележа трофеев, и тут бывшие сподвижники согласно проверенной временем тенденции превращаются в непримиримых врагов, не чурающихся любых методов в устранении прежних соратников. Знаете, совсем не улыбается проснуться ночью от треска пожара, пожирающего хоромы барона. То-то сам хозяин усылает детей в края дальние и прячет деньги в сейфы недоступные. Так, под думы тяжкие ваш чешуйчато-хвостатый слуга свалился под напором Морфея. Утром я чуть не отдал богу душу…
Картинно сморщив носик, баронесса отложила вилку в сторону:
— Дорогой, тебе не кажется, что…
— Тьфу! — выплюнув кусок мяса и промокнув губы, барон отбросил салфетку в сторону. — Кажется, еще как кажется, дорогая. Наш обед подозрительно воняет дерьмом!
— Жулия! — во всю глотку гаркнул хозяин поместья.
С моего наблюдательного пункта, расположенного на развилке толстых ветвей огромного дерева, растущего напротив открытого окна в трапезную, было хорошо видно, как громадная кухарка, виновато потупив заплывшие жиром глазки и покаянно сложив мясистые ручки на белом передничке, застыла перед бароном.
— Присаживайтесь, — сказал барон голосом, наполненным медовыми интонациями и сладкой патокой (для знающих людей такой тон не предвещал ничего хорошего, а о плохом думать им не хотелось, но приходилось), указывая Жулии на свободное кресло. — Отобедайте с нами. Очень рекомендую вот этот бифштекс.
Брызнув крокодильими слезами, заламывая в отчаянном жесте руки, генеральша котлов и поварешек упала на колени. На столе подпрыгнула супница, звонко звякнули тарелки и столовые приборы. Не представляю, как дом не развалился от землетрясения. Хорошо строили предки барона, на совесть и века.
— Не погубите, господин!
— Как это понимать, Жулия?! — Сажу Лера бросил в кухарку недоеденный бифштекс, попахивающий экскрементами. — Отвечайте! Я вас спрашиваю, ну!
В руке разгневанного мужчины мелькнул столовый нож. Глядя на красное лицо барона, перекошенное от еле сдерживаемой ярости, сразу верилось, что он и этим ножичком любого заживо разделает.
— Это Скайлс! Ваша светлость…
— Заткнись! — припечатал барон. — Жулия, ты сейчас в шаге от того, чтобы получить ногой под зад и с волчьим билетом навсегда вылететь из этого дома. Еще одно слово лжи, и я не знаю, что с тобой сделаю. Ты меня поняла?!
Негритянка судорожно закивала.
— Говори!
И грозная кухонная повелительница, царица мокрых полотенец, гроза поварят, ходячий ужас прислуги сломалась под яростным гнетом хозяина дома. Глотая слезы и размазывая сопли, она рассказала грустную историю о войне между некой домоправительницей, сиречь работницей (ага-ага, Фрекен Бок в максимальном варианте) и одним из любимцев маленькой госпожи. Да, толстуха завелась, ее речь словно реченька лилась. Для начала на питомца Лилины вылился бочонок отборных помоев. Вконец обнаглевший дракончик потерял не только нюх, страх, но и всякие границы. Черная сволочь (на себя бы в зеркало посмотрела) перестала давить крыс и мышей…
— Странно все это, не находишь, дорогая? — спросил Сажу баронессу.
— И правда, — подтвердила Миражана ледяным безэмоциональным тоном. — Мастер Дирк при каждом удобном случае нахваливает Скайлса. Дракончик у него всех крыс и мышей передавил, а у нас они разве что по кухонным столам пешком не ходят. В чем дело, Жулия?
Крыть толстухе оказалось нечем, оставалось только каяться и брать вину на себя. Булькнув нечто невразумительное, она продолжила поэму о кухонных страстях. Тут в быль органично вплелось и воровство мяса некоей мордой, и неприязнь между котом и драконом, и нелюбовь самой кухарки к мелкому нахалу, не признающему авторитетов. Скайлс, то есть я, на каждый выпад кухарки всегда отвечал какой-нибудь мелкой пакостью (что есть то есть, признаю за собой такой грешок), в отместку за то, что ему перестали давать мясо и что миска подчищалась котом, дракончик перестал уничтожать грызунов в поместье. Изобретательная тварь (и не скажешь, что тупое бессловесное животное) мстила в ответ. Чувствуя скорый проигрыш, Жулия дерзнула пойти на крайние меры. Вашего покорного слугу решено было отравить. Маленькая госпожа, возможно, чуток поплачет-погорюет, но успокоится, тем паче Лилина последнее время на питомца почти не обращала внимания (в школе великосветских мегер девочке хорошо промыли мозги, где мне тягаться с дипломированными профессорами и наставниками). Сказано — сделано. Кухарка хорошо изучила повадки противника, яд без запаха аккуратно залили в центр небольшого кусочка свежатины, который «забыли» на разделочной доске у «неосторожно» открытого окна. Никто и глазом моргнуть не успел, как парная телятина исчезла в неизвестном направлении (в известном, в очень даже известном), после чего Скайлс пропал на два дня. Жулия уже праздновала победу, но не тут-то было…
Сволочи! Толстуха рассчитала верно. Мясо я спер, спикировав с карниза второго этажа. Господи, через пять минут после сытного обеда в моей голове осталось единственное желание. Я просил высшие силы, засунувшие неприкаянную душу в тело дракончика, даровать их протеже быструю смерть. В корчах я молил небеса избавить меня от жизни. От чудовищной боли и желудочных колик меня выворачивало восьмеркой. Казалось, пытка длилась бесконечно, поэтому в потере сознания не было ничего удивительного. Два дня мое засиженное мухами тельце провалялось на чердаке гостевого флигеля. Пришел я в себя во время ливня, обильно орошавшего пятачок чердачного помещения перед открытым слуховым окном. Холодный душ привел отравленного дракона в чувство. На подгибающихся от слабости лапах я выполз на крышу, где, напившись чистой дождевой воды и почувствовав себя лучше, поклялся уничтожить всех покусившихся на мою жизнь. Угадайте, кто был номером один в коротком списке, составленном мстителем? Старуха была заочно осуждена и приговорена к высшей мере социальной защиты. За отсутствием службы исполнения наказаний роль палача пришлось взвалить на свои хрупкие плечи.
Одним из последствий отравления явилось расстроенное пищеварение и пробравший больного понос. Атака на владения отравительницы свершилась глубокой ночью. Высморкавшись, рассевшаяся на полу толстуха высказалась в том ключе, что не может в такой маленькой твари содержаться столько дерьма, сколько она потратила на загаживание кухни, вентиляции и дымоходов (я старался, не к столу будет сказано, впрочем, я сам в полной прострации — не понимаю, откуда что бралось). Если кухню общими усилиями поварят удалось отмыть и привести в божеский вид, то справиться со смрадом из вентиляции нет никакой возможности.