Питомник
Шрифт:
— Куда? Зачем?
— Спи, деточка. Я вымою, — растерянно пробормотала Раиса.
— Не надо! Я сама!
Потом, умытая, причесанная, она сидела на кухне и тихо, виновато объясняла Раисе, что с детства привыкла убирать за собой, ей неловко, когда кто-то ее обслуживает. В отличие от Солодкиных, она всегда объясняла свои поступки, всегда извинялась, даже если в этом не было необходимости.
А примерно через неделю Раиса чуть не умерла от разрыва сердца. Они были вдвоем в квартире. Оля в ванной стирала дорогой кашемировый свитер Олега, и
— Он упал… — бормотала Оля, — меня могло убить током.
В тазу, вместе со свитером, лежал электрический фен, которым хозяйка пользовалась каждое утро.
До Раисы дошло наконец, в чем дело. Если бы фен случайно включился, а включался он легким нажатием кнопки, Оленьку действительно убило бы током. Руки у нее были в воде. Впрочем, никаких дурных мыслей у Раисы тогда не возникло. Она только мельком заметила, что раньше хозяйка не забывала вытащить шнур из розетки. Ну, мало ли, спешила… Да и откуда она могла знать, что Оленька будет стирать свитер?
Еще через неделю Олега положили в больницу. Хозяйка объяснила Раисе, что у сына проблемы с желудком. Оленька пропадала у него целыми днями. А вечерами хозяйка заходила к ней в комнату, закрывала дверь, и оттуда слышались Олины рыдания. Сама хозяйка говорила так тихо, что Раиса не могла разобрать ни слова.
Однажды, осторожно приоткрыв дверь, она увидела, что Оля стоит на подоконнике. Окно распахнуто, десятый этаж. У Раисы так здорово сработала реакция, что она долго потом удивлялась. Оля стояла к ней спиной, она на цыпочках, очень быстро, подскочила и обхватила руками ее ноги. К счастью, подоконник было достаточно широкий.
— Пусти! — закричала Оля, но при этом осторожно развернулась и сползла с подоконника на пол.
Раиса быстро закрыла окно, села у батареи рядом с девочкой, обняла ее, стала гладить по голове, повторяя: «Ты что? Ну, ты что?»
— Она меня ненавидит, — спокойно произнесла Ольга, — она меня все равно убьет. Так уж лучше я сама.
У Раисы по спине побежали мурашки, когда она взглянула в ее сухие горящие глаза. Впервые она решилась позвонить на работу Василию Ильичу. Он выслушал, долго молчал и тяжело дышал в трубку, наконец сказал:
— Тебе, Раисочка, пора отдохнуть. Очень много работаешь. Я прямо сегодня возьму тебе путевку в наш министерский дом отдыха. Оля просто шторы поправляла, там несколько петелек сорвалось.
— Нет, нет! Беременная, на восьмом месяце, на подоконнике, окно настежь, — быстро бормотала Раиса в трубку и тут же вспомнила, что действительно сорвалось несколько петель, и она все хотела поправить, нацепить на крючки, но Оля говорила: «Не надо, я сама».
— Тебе одну путевку или ты хочешь с мужем поехать? — спросил Василий Ильич.
— Я бы с дочкой съездила, — машинально ответила Раиса.
Был
Когда она вернулась из дома отдыха, Оленьки не было.
— Они расстались, — спокойно объяснила хозяйка, — я с самого начала знала, что это произойдет, слишком разные люди. Нет, естественно, мы поможем материально, однако у нее все не так плохо. Есть собственное жилье, старшая сестра. А материально мы поможем.
Через пару месяцев, в июне, Раиса решилась спросить, кто родился у Оленьки.
— Девочка, — ответила хозяйка.
Раиса думала о том, какие они ужасные, бессердечные люди, но боялась потерять работу и притворилась забывчивой, слепоглухонемой. Солодкины жили так, словно никакой Оленьки и никакой девочки, дочери Олега, их родной внучки, на свете нет и не было. Вскоре скончался от инфаркта Василий Ильич. Олег болел все чаще и тяжелей, Раиса не сомневалась, что это наказание. Никогда не будет он здоров и счастлив. Однако смерти она ему не желала, никому никогда не желала смерти, не дай Бог…
Из-за светлого облака вывалилась огненная луна, склоненное лицо Олега осветилось дымчатым неверным светом, и Раисе вдруг почудилось, что веки его дрожат. Она тяжело поднялась на ноги. Собаки на соседних участках уже не выли, было тихо, только листья шуршали, и в этом шорохе стал мерещиться Раисе еще какой-то звук, странный, едва уловимый. Она решилась прикоснуться к Олегу, вспомнила, что даже пульса не пощупала, и, склонившись, отыскала его руку.
Пульс был. Слабый, отрывистый, но был. А странный звук оказался тихим, хриплым похрапыванием. Раиса принялась трясти Олега за плечи изо всех сил, она не понимала, как он мог спать так крепко и так долго. Гремела гроза, лил дождь, выли собаки, она кричала как резаная, а он все спал. Но жив, слава Богу, жив, свинья такая!
— Олег! — завопила она изо всех сил, прямо ему в ухо.
— А? Чего? — отозвался он хрипло.
— Ты спишь почти сутки! Напугал меня до смерти! Надо позвонить, «скорую» вызвать!
— Зачем?
— Это ненормально, так долго спать.
— Нормально.
— Ты знаешь, что Ксюша с ребенком пропала?
— Угу.
— О Господи, что ж вы за люди, в самом деле! Ладно, вставай, пошли в дом. — Раиса подставила ему плечо, он тяжело навалился, кое-как доплелся с ее помощью до веранды, там рухнул на кушетку и опять уснул. На этот раз храп был более громким и здоровым.
Глава 14
Рано утром, просматривая сводку происшествий по городу, Илья Никитич почти сразу наткнулся на убийство в Калужском переулке. В сводке говорилось, что Симакову убил ее сожитель Рюриков, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения.
— Множественные ножевые ранения… — пробурчал себе под нос Бородин, — интересно, сколько именно.
Он тут же вспомнил, с каким раздражением повторял бомж Рюрик «дура баба», вздохнул, отправился наливать воду в электрический чайник.