Плачь обо мне, небо

Selestina

Новый визит во Дворец. К Императрице. Если Эллен не лгала, Мария Александровна не в пример великодушнее и сострадательнее Александра Николаевича, хоть и он не показался княжне излишне жестоким. Но, быть может, именно государыню удастся умолить о встрече с батюшкой. Только разумно ли показываться на глаза членам августейшей фамилии лишь спустя двое суток после того разговора? Не торопит ли дядюшка события?

***

Вопреки обыкновению, государыня принимала княжну не в Золотой гостиной, где проводила аудиенции, а в собственном будуаре, чья обстановка располагала к большему комфорту. Несмотря на обилие резных орнаментов, покрытых позолотой, зеркал в богато украшенных рамах, различных живописных вставок, комната одними лишь своими скромными размерами выбивалась из стройного ряда просторных помещений Зимнего Дворца. Уюта ей добавляли кресла,

обитые гранатовым штофом: им же были отделаны стены, и подобная же ткань была пущена на тяжелые многослойные портьеры. Невысокие круглые столики, укрытые скатертями с длинной шелковой бахромой, изящные комоды из темного дерева и искусно расписанные вазы, цветастые плотные ковры, скрадывающие звуки шагов — все это так органично сплеталось друг с другом, что хотелось разглядывать каждую деталь. Своды внутренней арки удерживали фигуры обнаженных кариатид*, взирающих с легкой насмешкой на гипсовых ликах, однако, ничуть не способных привести в чувства всё еще робеющую княжну.

Еще пуще забилось её сердце, когда Катерина встретилась взглядом с Императрицей, склоняясь на негнущихся ногах в реверансе: это был её последний шанс на спасение папеньки. Ежели сейчас испортит о себе впечатление, ей не поможет и цесаревич. Всю дорогу сюда дядюшка говорил о том, как надлежит поприветствовать государыню, о чем с ней говорить, когда молчать и слушать, и чем должна завершиться аудиенция. Борис Петрович верил в то, что из будуара племянница выйдет уже с шифром — именно об этом хлопотала для него баронесса Аракчеева. Катерина же надеялась испросить еще раз о свидании с папенькой, хоть и робела изрядно: эти слова могли стать роковыми.

— Подойдите ко мне, дитя, — то, что должно было быть приказом, отчего-то прозвучало просьбой. Или же это почудилось взволнованной княжне, послушно приблизившейся к Ея Величеству, дабы поцеловать протянутую руку с ясно различимыми на тыльной стороне ладони синими венками: бледная кожа казалась совсем прозрачной, как и сама Мария Александровна, облаченная в темно-синее тафтяное платье без каких-либо украшений — лишь жемчужная нить на шее. Хоть и выглядела она моложе своего возраста, чему способствовала и изящная фигура, и тонкие черты лица, оттененные темными волосами, в больших синих глазах таилось столько усталости и мудрости, что верящая во все невероятное Катерина готова была утверждать, что государыня прожила несколько жизней. Речь её, хоть и чистая, сохранила легкий акцент, но помимо этого ничто бы не дало понять, что Российская корона венчает голову немецкой принцессы: её душа давно стала русской. И лишь после четырех ничего не значащих слов княжна ощутила, как ей стало легче дышать.

— Присядьте, — указав жестом на кресло рядом с собой, государыня чуть слышно вздохнула. — Значит, это Вам я обязана жизнью своего сына, — в легкой задумчивости произнесла Императрица, изучая юное девичье лицо перед собой. Она обещала себе принять решение, отринув всякие чувства, но лишь взглянув в переполненные болью зеленые глаза, усомнилась в том, что эта девочка могла быть причастна к покушению на Николая.

— На всё была воля божья, — качнула головой Катерина, — я не знаю причин, по которым оказалась в Таганроге в тот день и на площади в тот час.

Она не приписывала себе никаких заслуг: лишь череда случайностей, которым было суждено принести спасение единственной, но бесценной жизни. Ее стоило бы благодарить, если бы она узнала о заговоре и нарочно предотвратила его исполнение, но не в случае, когда все решило провидение.

— И всё же, именно Вашей рукой был отведен тот пистолет. Я не могу не отблагодарить Вас за это.

— Мне не нужно благодарностей, Ваше Величество, — княжна всё еще не решалась посмотреть на Марию Александровну, вместо того продолжая рассматривать незатейливый узор на платье и изредка соскальзывая взглядом на множество колец, собранных на безымянном пальце правой руки государыни. — Единственное, чего я желаю — чтобы были найдены все виновные в том происшествии.

— Даже если подтвердится причастность Вашего батюшки к заговору?

На несколько мгновений в будуаре государыни воцарилась тягучая, обволакивающая тишина, пронизанная ожиданием. Когда её прорезал женский голос, звучал он неуверенно, и чувствовалось, что говорившая едва сдерживает слезы.

— Даже если так. Но кроме него должен быть еще кто-то. Папенька не мог сам решиться на это. Он был предан короне.

В памяти вновь всплыл тот нечаянно подслушанный разговор,

и на последних словах голос дрогнул. Впрочем, он и без того не был ровным: тщательно подавляемые всхлипы прорывались наружу, хоть и Катерина умоляла себя держаться. Она не имела права на подобные эмоции здесь.

— Если папенька и вправду повинен в покушении на Его Императорское Высочество, я покину Россию вслед за маменькой или же приму иное наказание за свое неповиновение приказу об отъезде. Но до того, прошу Вас, Ваше Величество, дозвольте если не увидеться с папенькой, то хоть иконку ему передать!

Чтобы взглянуть в глаза Императрице, княжне пришлось поднять голову, что придало её виду какой-то отчаянной решимости: даже сидя в кресле, Мария Александровна, казалось, возвышалась над всеми, с кем говорила. Но во взгляде её не было превосходства. Она смотрела так, как смотрят матери на своих детей: с нежностью и любовью, даже если прячут эти чувства за строгостью. Фрейлина Тютчева в своих воспоминаниях сравнивала взор государыни с ликом Богородицы, и сейчас Катерина могла с уверенностью подтвердить эти слова: для той, в чьих руках находилась огромная держава, каждый был любимым ребенком, и потому душа её болела не только за подвергшегося неожиданному удару Николая. Была бы на то её воля, она бы одарила счастьем всех, кто когда-то присягнул на верность её супругу.

— Не бойтесь ничего, — Мария Александровна ласково коснулась напряженно сжатых пальцев княжны, — я не оставлю Вас.

Тихие слова благодарности и вечной преданности сорвались с обветренных губ, а глаза всё же затуманились слезами, коим было дозволено пролиться.

***

Покинув половину Ея Величества, Катерина, оказавшаяся в пустой Малой Фельдмаршальской Зале, растерялась. Сюда её сопровождали, а за пределами покоев государыни, как оказалось, никто не ожидал, если не принимать во внимание дворцовых гренадеров, и теперь княжна совершенно не представляла, как ей выбраться из Дворца. Не заглядывать же за каждую дверь, право слово. На одном лишь бельэтаже, где находилась половина Императрицы, комнат насчитывалось порядка ста, а во всем Зимнем — более трехсот. Она до вечера может исследовать его анфилады, но так и не найти выхода даже из этого крыла. Хотя, что уж греха таить — одна лишь отделка, заключенная не только в скульптурах и колоннах, но и в искусной росписи на потолках, дорогих тканях тяжелых портьер, восхищала, заставляя изучать её, теряясь во времени. Российский Двор по праву считался самым роскошным и блестящим, и пусть хоть на мгновение, но Катерине хотелось прикоснуться к этому великолепию. А еще становилось интересно, так ли красиво на этаже, что отводился фрейлинам и ближайшим слугам — промелькнула опасная мысль подняться туда, если удастся найти лестницу.

Если б только не сковывали эти бесстрастные и холодные взгляды гвардейцев, что несли караул в юго-западном ризалите: чудом лишь удавалось не терять гордой посадки головы и ступать почти уверенно. Бессознательно разглядывая подарок Вильгельма Императору Александру Николаевичу — пушку, установленную в Малой Фельдмаршальской Зале — девушка старалась принять хоть какое-то решение, когда судьба все сделала за нее.

— Катрин? — полувопросительный оклик испугал княжну, но голос показался ей знакомым, хоть и на французский манер её не называл еще никто. Успокаивая себя тем, что Император бы не обратился к ней лишь по имени, да и шеф жандармов тоже, а более опасаться ей некого, Катерина обернулась и тихо выдохнула: дверь Залы со стороны противоположной той, с которой она вошла сюда, была приотворена, и подле нее с уже привычной улыбкой на лице стоял цесаревич, удерживающий в руках темную папку. Похоже, он и вправду был рад встрече: вряд ли улыбка была вызвана теми документами, что он прижимал к груди. Но что являлось неожиданностью для Катерины, то не стало таковой для Николая, нарочно заглянувшего в библиотеку западной половины — в иной ситуации встречи бы и не состоялось, ведь собственные покои царских детей располагались в юго-восточном ризалите.

— Ваше Высочество, — церемониальное приветствие давно въелось под кожу и не забывалось даже в минуты полной потери себя. Это единственное, что помнила княжна, поскольку иные правила, похоже, улетучивались из памяти, стоило ей расслабиться или, напротив, излишне погрузиться в собственные мысли. Офицер, тенью следовавший за Наследником Престола, был отослан коротким приказом.

— Сегодня Виола уже в своем обличье? — вспоминая их прошлую встречу, не удержался от шутливого замечания Николай.