Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Чувство к Дагмар, светлой, прелестной, до невозможного очаровательной, было ярким и живым, вспыхнувшим в одно мгновенье, но тут же с шипением стихающим перед глубоким и сильным чувством, что он испытывал к Катерине, родившимся вопреки его воле, укреплявшимся день ото дня. Это было эгоистично, не по законам Божьим и государственным, но он не желал — не мог — представить жизни без ее присутствия подле себя. Он должен был отпустить ее — ради них обоих — и только крепче сжимал узкую ладонь в своих пальцах, едва морщась, когда ненароком задевал шероховатые грани обручального
Прося невозможного.
Хотя на миг это обратилось в реальность: когда от матери, обрадованной его приезду, узнал, что Катрин не вышла замуж. Мария Александровна не распространялась о причинах, да и он не допытывался – не желал демонстрировать интереса к жизни девушки, которая теперь уже должна была вновь стать для него не больше чем одной из фрейлин матери. Но все же разум терзал вопрос – что побудило Катрин вернуться ко Двору, вместо того, чтобы принимать поздравления и наслаждаться свадебным путешествием. Некстати вспомнились её слова в Потсдаме и взгляд, когда они находились в шаге от поцелуя: внутри провернулось острое лезвие вины, словно бы это он был виновен в её решении.
Хотелось надеяться, что это лишь отсрочка, а не отмена. Катрин не могла действовать столь опрометчиво. Потому что теперь себе глупых поступков не мог позволить и он – под закрытыми веками был выжжен образ датской принцессы, принявшей обручальное кольцо.
Он не имел права предать доверия Дагмар.
– О чем Вы хотели говорить? – тихий голос ворвался в его спутанные мысли; взгляд, устремленный в травянисто-зеленые глаза, обрел обычную четкость, и он вновь ясно увидел её лицо перед собой.
Отпустив её руку, что продолжал неосознанно удерживать, Николай жестом указал на кресло, что Катерина занимала парой минут ранее, предлагая ей вернуться туда. Она, бросив на него короткий настороженный взгляд, молча повиновалась, ожидая дальнейших действий, что не заставили себя ждать. На круглый столик с очаровательной золотой росписью по янтарной поверхности опустилась широкая вазочка с конфетами, после компанию ей составили высокие узкие фужеры с золотой каймой.
– Я думал поздравить Вас со свадьбой, – цесаревич усмехнулся, – и заодно выпытать все подробности, чтобы иметь представление о том, через что мне придется пройти.
– Стоит ли сравнить события абсолютно разной степени значимости? Ваша свадьба будет праздником для всей Империи, – в том же тоне осведомилась Катерина, наблюдая за тем, как бледные пальцы барабанили по темному стеклу бутылки.
– Ваша же несла для Вас смысл куда больший, чем может предположить вся Россия. Однако, Вы не вышли замуж и, стало быть, это шампанское потеряло свое предназначение.
– Но есть повод куда более важный, – парировала Катерина, едва улыбаясь. – Вы-то все же обручились. Или считаете это событие не тем, что достойно поздравлений?
– Поверьте, мне за глаза хватило тех возвышенных речей, что я получил в день обручения, –
Впрочем, поделиться всем, что произошло за время с момента их последней встречи, он был не против. В какой-то мере ему даже хотелось, чтобы Катрин узнала о Дагмар как можно больше, и чтобы он сам научился говорить о невесте с ней так же, как и с прочими собеседниками – демонстрируя собственное искреннее счастье, ведь в том лжи не было. Ему несказанно повезло. Он не хотел иной супруги из европейских принцесс кроме Дагмар.
– В таком случае, за что же мы пьем? – принимая предложенное шампанское и рассматривая игристые пузырьки в прозрачной жидкости, щекочущей нос, уточнила Катерина.
Николай, сверху вниз смотря на нее через такой же фужер, в котором уже почти осела шипящая пена, театрально-задумчиво цокнул языком.
– За встречу? – предложил он после короткого молчания и поймал насмешливый взгляд.
– Мы с Вами не виделись всего месяц, – оповестила его Катерина, – если каждую встречу мы станем отмечать так, это ни к чему хорошему не приведет.
– Вы о влиянии злоупотребления винами на организм или о чем-то другом? – насмешка в глазах и голосе цесаревича вызвала у нее смущение, которое, слава Создателю, благодаря полумраку не прослеживалось отчетливо.
– О том, что приличной и обрученной барышне не стоит так поздно пить наедине с мужчиной, не являющимся её женихом. Особенно когда вокруг немало любопытных глаз и ушей, а также открыты двери.
Широкая щель, что образовалась в момент, когда Катерина намеревалась уже покинуть библиотеку, так и осталась возможностью для каждого любопытного придворного узреть то, что происходило в библиотеке, тем более что здесь у дверей не стояло дежурных. Отчасти это облегчало ей задачу, но она думала сначала все же посвятить в опасную авантюру цесаревича. И, кроме того, их встречу должны были увидеть отнюдь не здесь.
С коротким «Резонно» Николай быстро пересек комнату; ударивший по ушам щелчок отсек шансы для случайных свидетелей найти пищу новым сплетням.
– Одним аргументом меньше, – возвестил цесаревич, улыбаясь; сдержать ответную улыбку было выше её сил.
Хотелось было сказать о нелюбви к шампанскому, но Катерина смолчала.
Хрустальные края с чистым звоном встретились, и под этот тонкий звук разбилось что-то внутри. Сладкое французское вино что яд: одного глотка хватило, чтобы ощутить близость смерти.
– Остальные аргументы веса не имеют, Вы полагаете? – это, наверное, прозвучало на грани с флиртом, но как-то вдруг интонация и вложенный смысл потеряли значение, и шампанское тут было совершенно не при чем – она даже не распробовала его вкуса в полной мере.
– То, что происходит за закрытыми дверьми – остается за ними, пока все не раскроет кто-либо из участников. Ни Вы, ни я посвящать других в свои тайны не намереваемся, ведь так? – Николай поддержал эту игру, медленно произнося каждое слово и пристально смотря в глаза напротив, лучащиеся лукавством.