Плач серого неба
Шрифт:
— Доктор, вы замечательный! Я никогда, честно, никогда не позволю ему снова купить этого монстра! И… И вы правы! Он уделял ему столько внимания, что честное слово, я стала лишней! А теперь… совершенно верно, я сделаю все, чтобы он и не вспоминал о паромобилях.
— Надеюсь, когда он придет в себя, то будет рассуждать так же здраво, — улыбнулся доктор снизу вверх. Ее решительность была немного комична, но все же приятна, а порыв он всецело одобрял.
Молчаливый слуга подал хозяйке плащ, и кабинет опустел.
Доктор погасил светильник, покрепче закрыл глаза и глубоко вздохнул, расслабляясь. Еще одна душа получила пищу для размышлений. Он давно недоумевал, с чего мир обуяла такая тяга к новым технологиям? Польза от
Ольт подошел к окну и отодвинул тяжелую бархатную штору.
Ненавистные бездушные чудища, порождения извращенных умов Боргнафельда, заполонили все и продолжали набиваться в город, как сельди в бочку. Очередной экземпляр, самодовольно поблескивая в свете фонарей, рыгал дымными клубами в сырой вечерний воздух, и оконное стекло звенело от его грохота. Доктор гадливо поморщился. С заводами и фабриками все было понятно. Мир быстро восстанавливался после Раскола, природа стремительно гнала одушевленных обратно в опустевшие три века назад земли, и пробраться туда на ручном труде было бы непросто. Но время шло, гасло бурление душ, и в какой-то момент оказалось, что стремление к возрождению перетекло в страсть к уюту и комфорту. Архипелаг был забыт — одушевленные жадно закапывались в пустые блага и роскошь.
В прихожей звякнул колокольчик, и доктор вспомнил, что забыл запереть дверь. О половик зашаркали ноги — поздние визитеры были не чужды приличий и, похоже, не торопились. Молчание и размеренное дыхание — пожалуй, они и вовсе не были больны. Он вдруг вспомнил, что погасил свет. Что если это грабители, которые думают, что хозяева просто не заперли дверь офиса? Учтивые грабители, которые вытирают ноги… Он вспомнил давний совет своей незаменимой компаньонки, медсестры Пенрис, нанять охранника. На мгновение, протянувшееся от этой мысли до появления таинственных посетителей, он успел пожалеть, что не прислушался к здравой идее.
Но внешность визитеров поставила его в тупик. Их можно было принять за кого угодно, только не за грабителей. Первым шел высокий и поджарый ящер, обвитый вместо одежды десятком широких кожаных ремней, на одном из которых висели длинные ножны, закупоренные затейливо украшенной рукоятью. Доктор провел по нему взглядом снизу доверху и вздрогнул. Глаза рептилии, необычно большие, бледно мерцали в полумраке кабинета.
Тихое покашливание второго визитера отвлекло доктора от жутковатого зрелища. И его глаза немедленно заплутали меж бесчисленных кос снежно-белой бороды. Лишь добравшись до кончиков завитых ровными кольцами усов, он сумел сосредоточиться на лице гостя — пожилого альва, весь вид которого говорил о достоинстве и элегантности. Глубокие глаза полнились недюжинным интеллектом, и хотя доктор не привык доверять первому впечатлению, он заранее зауважал позднего визитера. Фраза «простите, я не принимаю» умерла у корня языка. Вместо нее родилось «Добрый вечер. Чем могу быть полезен?»
— Можете, — ласково улыбнулся альв. — Вы можете быть очень полезны, доктор.
И эта открытая, полная теплого дружества улыбка неожиданно подействовала. Подернулись темным маревом годы одиночества, и тонким, но таким осязаемым лучиком забрезжило впереди утешение. Обида на весь мир отступила пред светом доброй души, и доктор понял, что готов целиком и полностью довериться незнакомцу, который сделал неприметный рабочий вечер уютным и спокойным.
— Позвольте предложить вам кресла. Вам, и вашему…
— Другу и соратнику, — добродушно усмехнулся альв, — а мне позвольте представить вас друг другу. Сиах, вечный защитник рассеянного старика от сонмищ пустопорожних дум, которые то и дело застилают мир перед носом, а оглянуться за спину мешают и того сильнее. Уже несколько раз он спасал мое имущество, и чуть больше — жизнь. Этот
Коротко, едва заметно, ящер кивнул. Глаза его быстро моргнули — будто погасли на миг два больших светильника. По спине Ольта пробежали мурашки — пробежали и тут же забылись.
— Что же я! Ну конечно, если вы не против, я действительно поставлю чайник.
— Ни в коей мере, друг мой. С удовольствием выпью чашечку.
Доктор сорвался с места. В его голове творилось странное: он никогда раньше не видел этих двоих и прекрасно осознавал это, но в то же время не мог избавиться от ощущения, что знаком с ними целую вечность. Его переполняла симпатия к этому достойному старику, хотелось… нет, не услужить, но позаботиться о старом друге. «Никто, думал он, никто до сих пор не говорил со мной так. Учтиво, на равных, никакой снисходительности, никаких взглядов сверху вниз… Никаких истерик, никаких…» Перечисляя отсутствующие у гостя недостатки, доктор все четче понимал, что вот так, внезапно и даже несколько нелепо, в жизнь вошел настоящий друг. Друг, которого у него не было никогда. И душа половинчика ликовала.
Чайник выдохнул первый робкий клуб пара. Не мутно-серого месива, что сочилось из дребезжащих чрев стальных уродов за окном, но чистого водяного пара, который, вкупе с чайником, легко превращает вязкое уныние в дремотный комфорт. Облачко вытянулось в струйку, чайник заворчал, и доктор наполнил заварочную кружку.
— Извините, что так, но я редко принимаю гостей… здесь, — ему стало неловко. Он редко принимал гостей даже у себя дома — приглашать было некого. Иногда забегала сестра Пенрис, но то были скорее деловые визиты — она забирала необходимые медикаменты, и даже захоти он предложить ей чаю, то попросту бы не успел. О домовладелице и говорить было нечего. В душе снова зашевелилась старая злость. На пациентов, знакомых, коллег, даже на эту глупую медсестру, — за то, что все они бездумно отдались хаотическому ритму проклятого Вимсберга. Погрузились в него с головой и уже не могут остановиться, оглянуться, увидеть тех, кому не нужна бешеная скорость жизни. Но господин, пришедший тем вечером, был другим. Ярость мгновенно утихла. Да, этот одушевленный — такой же, как он сам. Он не станет торопиться, не сдастся водовороту и останется на плаву. И уж подавно он не полезет в мерзкое чрево порождения технологии. Он мельком глянул в окно. Большая, крытая темным повозка стояла прямо под окнами клиники. Уж не гостю ли она принадлежала? Должно быть, именно ему. Достойный экипаж для столь представительного альва.
— …меньше всего склонен обижаться, это на отсутствие гостеприимства с вашей стороны. — Оказывается, из-за своих раздумий он пропустил часть фразы нового друга. Доктор ощутил мимолетный укол стыда за невнимательность, — не вздумайте себя укорять, я редко встречал столь же радушных хозяев! — стыд испарился и пришла радость. Новый друг, — он уже не мог думать о госте иначе, — был доволен.
— Вам с сахаром, или без?
— Две ложки, пожалуйста.
— Молока? — только бы эта корова Пенрис не забрала последнее!
— Нет, спасибо, просто крепкий, сладкий чай. О, да, восхитительно. Поистине превосходно. Вы позволите?.. — альв достал из внутреннего кармана плаща кисет и трубку.
— Да, конечно! — доктор пошарил на столе, но вспомнил, что в клинике не разрешалось курить. Ольт вскочил, подбежал к окну и распахнул его настежь. В комнату ворвался ветер, а с ним несколько капель дождя и звуки вечернего Вимсберга. От назревшего и стихшего рычания паромобиля доктор привычно поморщился, и от гостя это не укрылось.