Плач юных сердец
Шрифт:
— …И вот я спрашиваю одного из этих людей, что у него за номер — что он делает во время представления. И он говорит: «Я шпагоглотатель». Я спрашиваю: «А это не больно?» А он в ответ: «Так я тебе и сказал!»
— Гениально! — воскликнул Ральф Морин, рассмеявшись. — В этом вся суть фокусника.
Вечером, когда они возвращались в Тонапак, Люси спросила:
— Ну и как тебе этот Морин?
— Ничего особенного, — сказал Майкл. — Много из себя строит, какой-то неловкий, скучный — идиот, наверное.
— Ну, ты бы в любом случае так решил.
— Почему?
— А ты как думаешь почему? Потому что ты всегда был безнадежно влюблен
И поскольку у него не хватило духу это отрицать — да и не было на то особого желания, — всю оставшуюся дорогу они ехали молча.
Помимо Гарольда Смита и еще нескольких служащих, проезд которым оплачивала железная дорога, мало кто совершат ежедневные путешествия из Тонапака в Нью-Йорк: поездка занимала час пятьдесят минут. Каждые полмесяца, когда Майклу приходилось отправляться в город, он еще на платформе по-соседски здоровался с Гарольдом; в поезде он устраивался с газетой в сторонке, а Гарольд усаживался вместе с другими железнодорожниками на двух обращенных друг к другу скамьях по другую сторону прохода: всю дорогу до города они играли в карты. Но как-то раз Гарольд, забавно стесняясь, сел рядом с Майклом.
— Мы с женой как раз вчера вечером обсуждали, — начал он, — как мы рады, что вы поселились в гостевом домике. Энн Блейк, конечно, милая женщина, но мы опасались, что она сдаст его каким-нибудь голубым. Я имею в виду, что, когда там живет обычная семья, нам куда как спокойнее. И наша Анита души не чает в вашей девчонке.
Майкл тут же сказал ему, что Лауре Анита тоже очень нравится, и добавил, что, поскольку у Лауры нет ни сестер, ни братьев, это вообще замечательно.
— Что ж, хорошо, — сказал Гарольд Смит. — Значит, ей всегда будет с кем поиграть, верно? Нашим старшим девочкам тоже всего девять и десять — набирается целая компания. Нашему мальчику шесть. Но он… инвалид. — Еще через некоторое время он спросил: — Что же ты делаешь в свободное время, Майк? Может, тебе нравится боулинг? Или играешь в карты?
— В основном, Гарольд, я работаю. Я как раз пытаюсь закончить пьесу — еще есть пара стихов.
— Ну да, я в курсе. Энн нам об этом рассказывала. И ты приспособил для работы старый сарай с насосом, верно? Но я имею в виду, что ты делаешь, когда хочется отдохнуть?
— Мы с женой много читаем, — сказал Майкл. — Или едем к друзьям — в Хармон-Фолз или еще дальше, в Кингсли.
И только когда он услышал, что говорит: «к друзьям», «еще дальше, в Кингсли», он понял, что совершил бестактность.
Гарольд Смит наклонился, чтобы почесать ногу там, куда его очень короткий носок уже не доходил, и через оттопыривающийся пиджак можно было заметить, что он и вправду носит в кармане рубашки пять или шесть шариковых ручек. Майкл испугался, что, усевшись обратно, Гарольд уткнется в газету и весь остаток пути будет обиженно молчать.
Нужно было что-то сказать. Можно начать так: «Гарольд, боюсь, что боулинг меня не сильно занимает, а в покер я играть так и не научился, но я люблю смотреть бокс — ты как? Дамам это, конечно, вряд ли понравится, но мы с тобой могли бы отправиться в какой-нибудь бар на твой выбор — выберем вечер, когда будет интересный бой, и пойдем».
Нет, не то. Ведь Гарольд Смит может сказать: «Да ну, я за боксом не слежу» или «Да ну, я в бары не хожу», или, хуже того, он может сказать: «Вот это да! Никогда бы не подумал, что ты интересуешься боксом», и закончится все это еще одной коварной вылазкой в пыльные переулки прошлого, экскурсом в Бланчард-Филд, а то и вовсе приведет к запретному для упоминания турниру «Голден главз».
Наконец — и, похоже, как раз вовремя — Майкл открыл рот, сам не зная, что собирается сказать.
— Гарольд, — начал он, — почему бы вам с Нэнси не прийти к нам поужинать? Как-нибудь на днях, вечером? А если к ужину вам не выбраться, приходите чуть попозже — просто выпьем вместе и поближе познакомимся. Я так думаю, что раз уж мы соседи, то почему бы нам не стать и друзьями?
— Было бы здорово, Майк. Спасибо.
И на какую-то секунду простое и довольное лицо Гарольда Смита, едва порозовевшее от смущения, казалось, выдало в нем того прирожденного комика, о котором им когда-то рассказывала Энн Блейк.
Вот и все, проще некуда! Они оба зашуршали газетами и к обоюдному удовольствию отгородились друг от друга на всю оставшуюся дорогу, хотя Майкл никак не мог свыкнуться с тем фактом, что порой — пусть и довольно редко — общение не требует таких уж нечеловеческих усилий.
В назначенный вечер Смиты, вооружившись ярким фонарем, пробрались через поляну к гостевому домику.
Гарольд оделся по-деревенски: плотная охотничья рубаха в черно-красную клетку навыпуск, с поднятым воротником; Нэнси в голубом свитере и сильно потертых джинсах смотрелась вполне нарядно. Дэвенпорты явно ошиблись, нарядившись для приема таких гостей: Майкл был в костюме и при галстуке, а то, что надела Люси, можно было без особых натяжек назвать коктейльным платьем. Но Майкл был почти уверен, что стоит только разговориться и как следует выпить, и вопрос одежды утратит всякую значимость.
Ну конечно, работать на железной дороге один сплошной геморрой, признался Гарольд Смит, откинувшись на спинку кресла (в руках он держал джин с тоником). Ему с самого начала там не понравилось, еще когда его только взяли курьером, да и сейчас, честно сказать, не лучше.
— Отец мне сказал: «Устроился бы ты на работу, сынок» — я и устроился. Вот и вся моя карьера в двух словах. — И он отхлебнул — пережидая, пока смешки разойдутся по комнате. — И все же, — продолжал он, — с самого начала там был очевидный и, главное, неожиданный плюс. В первое же лето на работе я зачем-то забрел в отдел кадров и углядел там одну телочку. — Он подмигнул жене. — Она, как и все, сидела за пишущей машинкой, но ничего не печатала — она развалилась, убрав руки за голову, и зевала, всем своим видом показывая, что в гробу она видала всю эту контору. И я тогда подумал: есть девушка, с которой у меня, может, и получится поговорить. Потому что я тогда был очень застенчивый. Хитрый, нахальный, отслужил во флоте и все такое, но девушек все равно стеснялся.
— Значит, у вас был служебный роман, — сказала Люси Дэвенпорт. — Очаровательная история!
И Майкл вдруг испугался, что слово «очаровательная» может показаться излишне покровительственным.
— Ну, ясное дело, не все сразу, — сказал Гарольд. — Я тогда взялся ходить в отдел кадров по три-четыре раза на дню — по делу и без дела: иногда просто приносил им пригоршню скрепок, но заговорить с ней я решился только недели через три.
— Скорее уж через шесть, — сказала Нэнси Смит, и Дэвенпорты снова рассмеялись. — И все это время я недоумевала: чего ради этот милый мальчик сюда ходит и почему он никогда ничего мне не скажет?