Плач
Шрифт:
— Похоже, получилось меньше, чем обычно?
— Больше не выходит.
Алистер унес молокоотсос и почти пустую бутылочку, после чего вернулся в спальню, чтобы обсудить с Джоанной свой план.
Нужно было столько всего упомнить и столько всего стереть из памяти. Не забыть включить кондиционер, принять душ (Алистер позволил ей пойти первой) и замазать консилером след не то от пощечины, не то от удара кулаком, не то еще от чего.
Забыть, как Алистер выливает
Не забыть, как она сидела на кровати с молокоотсосом и сцеживала молоко, потому что она делала бы это и в том случае, если бы ребенок был жив. Помнишь? Молоко нужно было сцедить для Элизабет, которая собиралась забрать Ноя до завтра и дать им возможность побыть вдвоем.
Забыть, что он долил воды к тому ничтожному количеству молока, которое ей удалось сцедить, и спрашивал: «Нормально выглядит? Джоанна? Джоанна!»
Не забыть положить в стирку кучу одежды, включая ее футболку, испачканную рвотой и молоком, и съемный чехол с автомобильного креслица Ноя, а еще переодеться в шорты и шлепанцы.
Забыть, как Алистер кладет садовый совочек в детскую сумку, которая в остальном набита нормальными детскими вещами. (Черт, лопаты в сарае нет!) Забыть, как он ищет пакеты для мусора и кладет один такой — большой и черный — поверх детского креслица.
Но не забыть тщательно распаковать сумки. Ползунки — в комод. Зубные щетки — в ванную.
Забыть, как он выбрасывает в мусорное ведро грязный подгузник, который, видимо, снял с Ноя.
— Нет, Джоанна! — закричал Алистер. — Ты помнишь, как я сменил ему подгузник. Ты это помнишь!
Вдруг он остановился.
— Подожди… А вдруг они смогут определить по подгузнику, что он мертв? Это можно определить? Твою мать!
Он бросился к мусорному ведру, достал оттуда грязный подгузник и положил в пакет к пузырькам из «Бутс». То есть это означало… забыть все, что… Да, напрочь забыть про этот подгузник.
Все это слишком сложно, она не справится.
— Еще не поздно, — проговорила она умоляющим голосом, плетясь за ним к машине и изо всех сил стараясь не смотреть на то, что он держит в руках.
Алистер не ответил. Не успел ответить, потому что какая-то женщина лет сорока ждала их на подъездной дорожке с широкой улыбкой и радостным: «Ну, здравствуйте!»
Алистер ответил на приветствие, пожалуй, слишком восторженно — так показалось Джоанне.
— Здрасте! — одна его рука высвободилась из-под мертвого свертка, чтобы пожать руку улыбающейся женщине. — Миссис Уилсон?
— Значит, нашли ключ? Ах, он спит?
Женщина вытянула шею, чтобы рассмотреть лицо, которое Алистер спрятал у себя на груди. Все остальное было завернуто в голубое одеяло.
— Только что уснул, — ответил Алистер и развернулся так, чтобы она уж точно ничего не увидела. — Дом восхитительный!
— Нам он тоже нравится. Здесь так тихо, правда? Школьники разъехались, учебный год, да к тому же еще эта жара, не приведи господи! — Она обмахнула лицо рукой, как веером. — Пляж будет целиком в вашем распоряжении.
Алистер многозначительно посмотрел на Джоанну, и она поняла, что сейчас ее очередь что-нибудь сказать.
— А… — начала она и закашлялась. — А… пожары уже близко?
— Это прямо ужас. Говорят, уже десять погибших. Но это довольно далеко отсюда. К тому же через часик-другой должно стать попрохладнее. С Лонсдейлом все будет хорошо.
— Нам пора ехать, — сказал Алистер, распахивая дверцу автомобиля, чтобы поскорее закончить разговор.
— Супермаркет работает до восьми. Там чуть дороже, чем в большом «Коулсе» на Оушн-Гров, но мы стараемся поддерживать местных. У нас еще есть молочный бар, тоже местные открыли, на другом конце города, сразу перед кольцом. Да, могу посоветовать «Паскуини» — отличный кофе и лимонный кекс. И люди очень приятные.
Завершая свою речь, она погладила голубое одеяльце.
— Сколько ему?
— Ровно шестьдесят четыре дня. — Джоанна не помнила, чтобы произносила это, но, похоже, все-таки произнесла.
— Ой, ты моя лапонька! Ну ладно, отпущу вас!
Миссис Уилсон развернулась и двинулась прочь по аллее, указывая на соседний кирпичный дом в стиле семидесятых:
— Если что-нибудь понадобится, просто откройте дверь и покричите. Только погромче! Джефф целыми днями крутит свой ужасный джаз.
10
Верховный суд штата Мельбурн
27 июля
Когда миссис Уилсон вызвали для дачи свидетельских показаний, вид у нее был совсем несчастный: лицо красное, на лбу капли пота.
— Они производили впечатление счастливой семьи? — спросила Эми Мэддок.
— Ну… Не знаю.
— Что-нибудь в их поведении показалось вам необычным? Вы видели ребенка?
— Да. Ну, правда, он был завернут в одеяло. Отец держал его на руках.
— А что делала она?
Адвокату обвинения удалось так произнести это слово — «она», — что ничего хорошего по отношению к «ней» почувствовать было невозможно. Высший пилотаж, что тут скажешь.
— Ничего. Собиралась сесть в машину.
— Она производила впечатление любящей супруги?
— Протестую! — раздался голос Мэттью Маркса.
— Протест принят, — отозвался судья.
— Она производила впечатление хорошей матери?
— Протестую! — прокричал Мэттью Маркс.
— Вы можете отвечать, миссис Уилсон, — сказал судья.