Пламенные эвкалипты
Шрифт:
— Я подожду здесь, если угодно, а вы уж ступайте, будите мистера Мэйсона, сказала она, прикинувшись, что ей все равно. — Вот только, думаю, он не очень-то вам обрадуется, особенно если встанет не с той ноги.
Алфи знал — это правда, но ему также было хорошо известно и то, что Эбенезер Мэйсон требовал, чтобы слуги неукоснительно выполняли его распоряжения.
— Я не могу взять экипаж, не спросив хозяина или Уилсона, — сказал он. — Я скоро вернусь.
И, привязав лошадь к ограде, Алфи было направился к дому. Но вдруг остановился и, повернувшись, посмотрел на Эбби, старавшуюся совладать с дрожью, хоть это было совсем нелегко. Она поняла — все пропало и уже серьезно подумывала, а не пуститься ли наутек.
— Не подходите близко к Горацио! — предупредил Алфи.
— К Горацио?
— К хозяйской лошади. Он бывает норовист как черт, поди угадай, что у него на уме.
Эбби взглянула на большую черную лошадь.
— Уж мы с ним как-нибудь поладим, — тихо проговорила она.
Когда Алфи скрылся из виду, Эбби направилась в конюшню, держась подальше от Горацио. Лошадь была взнуздана, седло висело на воротах в стойло — оставалось только его надеть. Четыре другие лошади жевали корм в соседних стойлах. Эбби ужас как хотелось пить — она пригоршней зачерпнула воды из ближайшей поилки, напилась и плеснула остатки себе на лицо. Вода оказалась на удивление прохладной и бодрила.
«И что теперь?» — призадумалась девушка. Чутье подсказывало ей, что надо бы и дальше бежать со всех ног, но она понимала — далеко ей не убежать, если тот же Алфи погонится за нею верхом, а так оно наверняка и будет, как только он, переговорив с Уинстоном, узнает, что Эбенезер Мэйсон мертв и что в его смерти служанки винят ее. К тому же в глазах других побег лишь усугубит ее вину — так где же выход?
Эбби не могла взять в толк, неужели дворецкий и служанки действительно считали, что она убила их хозяина и потом проспала всю ночь с ним в одной постели. Уж наверное, они пораскинули мозгами, что да как, и смекнули, что, лиши она его жизни, нипочем не разлеглась бы там как ни в чем не бывало. По всему видно, рассуждали они бестолково, а посему велика вероятность, что они пошлют за полицией и обвинят ее в смерти Эбенезера Мэйсона. Она представила себе, как ее судят за убийство, и сердце у нее совсем упало.
Эбби понимала — нужно поторапливаться, если ей вздумалось спасаться бегством. Она посмотрела на Горацио. Тот стоял спокойно, и она подумала, что Алфи ее обманул. И, не придумав ничего лучше, она его отвязала.
«Знаю, папа, ты бы не похвалил меня за воровство, но у меня нет другого выхода, — в волнении промолвила Эбби. — Я не хочу, чтоб меня вздернули за убийство мистера Мэйсона, хоть я его и не убивала». Она не стала тратить попусту время, пробуя оседлать лошадь, а, поднявшись на защитный брус стойловых ворот, взобралась прямо ей на спину и направила ее к распахнутым настежь дверям конюшни. Эбби слегка пнула лошадь в бока, и та вдруг понесла, едва не сбросив девушку.
— Тпру! — крикнула Эбби, слишком поздно сообразив, что уводить Горацио было не самой удачной мыслью.
Скоро Эбби поняла — Алфи не обманывал, и под нею и впрямь оказалась чересчур норовистая лошадь, но девушке, однако, удалось повернуть ее на длинную подъездную дорожку и при этом удержаться. Она не ездила верхом с тех пор, как они с отцом жили у ее тетушки на ферме в Ирландии, но там была смирная фермерская лошадь — старый мерин, на котором пахали, так что теперь ей все было как будто внове.
Подъездной путь они одолели чуть ли не в мгновение ока, и вот уже Эбби разглядела впереди кованые железные ворота — они были заперты, и лошадь безудержным галопом неслась прямо на них. Девушка в ужасе попыталась ее остановить, но без толку.
— Тпру! — крикнула Эбби, но чем крепче она натягивала поводья, тем сильнее упирался Горацио. Она не сомневалась, что они вот-вот влетят головой прямо в ворота, но в последний миг лошадь рванула влево и перемахнула через боковую ограду. Эбби казалось, будто они медленно-медленно плывут по воздуху, она стиснула зубы и что было сил схватилась за лошадиную гриву. Ей чудом удалось удержаться, когда лошадь приземлилась по ту сторону ограды и резво поскакала дальше по дороге в сторону Минтаро.
Мимо проносились овечьи пастбища, эвкалиптовые рощи, по лицу нещадно хлестал сухой, жаркий, насыщенный пылью ветер. Они в два счета отмахали расстояние до городка и уже мчались галопом по главной улице с лавками, конторами и жилыми домами. Эбби едва обратила внимание, что на нее во все глаза смотрела кучка перепуганных уличных зевак. Впереди дорога вроде была пуста, Горацио не выказывал ни малейших признаков усталости.
Когда они поравнялись с последними домишками на городской окраине, на дорогу внезапно выскочила здоровенная псина, норовя цапнуть лошадь за ноги. Горацио шарахнулся в одну сторону, потом в другую, но Эбби была к тому готова и удержалась на его спине. Вслед за тем он перемахнул еще через одну ограду — на сей раз вокруг овчарен. Однако земля под ними оказалась неровная, и, когда Горацио споткнулся, Эбби сорвалась с его спины и со всего маху рухнула наземь меж овец, тут же бросившихся врассыпную.
Оглушенная, чуть дышавшая, Эбби пролежала какое-то время неподвижно, потом, с трудом переведя дух, решила проверить, все ли кости у нее целы. Она смутно видела, как лошадь во весь опор мчалась дальше через пастбище.
Убедившись, что цела, Эбби осторожно приподнялась и села. При падении она ударилась головой, и висок с одной стороны припух. А еще она подвернула руку, но, не считая этого, была в порядке — ей повезло. Между тем овцы снова скучились и паслись себе дальше, не обращая на нее никакого внимания. Горацио, видно, перемахнул и через дальнюю ограду и был таков, потому как его нигде не было видно.
«Что же теперь?» — задумалась Эбби. Она находилась всего лишь в нескольких милях от Мартиндейл-Холла и выходить на дорогу было опасно: ведь Алфи с Уинстоном наверняка пустились в погоню. Да и просить помощи у местных тоже было нельзя, потому что дворецкий с конюхом, несомненно, пустятся разыскивать ее по всему городу. А значит, у нее была только одна дорога — через чистое поле, и девушка отправилась в путь.
На ходу Эбби размышляла — что-то сейчас происходит в Мартиндейл-Холле. Ей не верилось, что служанки думали, будто она и впрямь вышла за Эбенезера Мэйсона. Но почему? Она взглянула на свою руку с обручальным кольцом на пальце. Сорвала кольцо и швырнула его вниз со склона, по которому взбиралась. «Не могла я выйти за него», — сердито рассудила она. Эбби догадывалась, что Эбенезер Мэйсон обманул своих слуг, потому что по собственной воле она ни за какие блага на свете не согласилась бы стать его женой. И тут ей впервые пришло в голову, что Эбенезер, должно быть, чем-то ее опоил. Перед тем как отправиться в Мартиндейл-Холл, она не брала в рот ни крошки и была очень голодна, но и с двух-трех глотков вина, казалось ей, она навряд ли могла впасть в беспамятство. Потом девушка вспомнила, что почувствовала какое-то странное ощущение почти сразу после того, как пригубила вина. Вспомнила она и фигуру священника, возникшую подле Эбенезера с другого конца стола. Впрочем, тогда она не догадывалась, наяву ли все это или ей только чудится.
Вдруг Эбби обмерла: она задыхалась, ей снова стало дурно. Ясное дело, не кто иной, как Эбенезер Мэйсон задумал все это! Он завлек ее к себе, пообещав дать денег, потом опоил каким-то зельем и позвал священника. Какой же коварный он был человек — ни стыда, ни совести! А ведь она знала: его ничто не могло остановить, вздумай он заполучить то, чего хотел. Она понятия не имела, как и отчего Мэйсон умер, и поступила бы немилосердно, если бы обрадовалась его смерти, но при всем том он был виновником гибели самых дорогих ей на свете людей — отца и Нила.