Пламенный клинок
Шрифт:
— Так говорят, — согласился Рэндилл, но улыбка его сделалась натянутой, а потом и вовсе исчезла. — Вот бы еще мир был столь прост, каким видят его священники.
— Отец… — Арен запнулся, опасаясь задать вопрос и услышать ответ, который ему не понравится. — Эта свадьба… я видел, как подействовало на тебя известие о ней. Ты не рад?
— Очень даже рад, — ответил Рэндилл. — Затея здравая. Наши беспокойные северные соседи обзавелись многочисленным войском, всерьез опасаясь, что их страна станет следующей, которую поглотит Третья империя. Брачный
— И все-таки… — начал Арен.
— Ах, сынок. Ты знаешь, я живу на свете уже пятьдесят пять лет. Под властью кроданцев я прожил дольше, чем без них. Но целых двадцать пять лет я мог свободно ездить, куда мне вздумается. Над страной властвовали Девятеро, все мы говорили по-оссиански, чего еще желать? Я застал двух королев и одного короля, но Пламенный Клинок — единственный и неизменный. Меч из редчайшего пламениума, рдеющий в солнечных лучах, словно живой огонь. Ты знаешь, что Пламению назвали в честь Пламенного Клинка? Тебя учили этому в школе?
— Да, отец.
— Это не просто меч. В нем заключена божественная сила. Мы видели в нем знак благоволения, ниспосланный самим Джохой. Со времен Восстановления каждый оссианский правитель, всходя на престол, принимал в руки Пламенный Клинок и правил, доколе мог его удержать. Даже в самые мрачные дни, когда у власти стояли тираны, слабаки или безумцы… Даже тогда люди верили, что Пламенный Клинок все равно окажется в правильных руках, ведомый волей Воплощений. Думаю, сами того не сознавая, мы вкладывали в меч всю нашу веру. Все наши мечты о том, каким народом мы могли бы стать. Это последняя частица былой империи, еще не разрушенная, не позабытая и не сгинувшая.
Арен еще не слыхал от отца столь откровенных речей. Обычно о прошлом Рэндилл высказывался с осторожностью, стараясь не сболтнуть лишнего насчет кроданских порядков. Страсть и тоска, звучавшие в его голосе, смутили Арена, но и многое прояснили.
— А теперь он возвращается в Оссию, но в руках кроданца, — произнес Арен, повторяя слова Куна, сказанные за обеденным столом.
— Мы достойно прожили эти тридцать лет, — признал Рэндилл. — При кроданцах стало даже лучше. Но все равно тяжело вынести эту весть. Я думал, Пламенный Клинок заперли в каком-нибудь пыльном хранилище или выставили на обозрение в императорском дворце в Фальконс-Риче, за тридевять земель отсюда. Думал, что больше о нем не услышу.
— А если… — осмелился предположить Арен. — Если он как раз и окажется в правильных руках? Если после всех потрясений эпохи Королей наступит то самое спокойствие, которого так жаждет Оссия? Если принцу Оттико и впрямь суждено править?
— Ха! — невесело усмехнулся Рэндилл. — Коль скоро судьбу Пламенного Клинка направляют Девятеро, вряд ли они вложат его в руки кроданца. Тем более в такое время, когда Святейшие обирают храмы Воплощений, хватают друидов, насмехаются над учением Девятерых и разве только не налагают на них полного запрета.
— Отец… — одернул Арен. Все это чересчур походило на крамолу.
Рэндилл поднял ладонь в знак извинения.
— Прости меня, — сказал он. — Мне кажется, забыть старых богов не проще, чем предать Пламенный Клинок, сколько бы мы ни пытались. Мы познаем мир в юности и считаем, что порядок вещей именно таков. А чтобы переучиться… Впрочем, еще вопрос, познаем ли мы его по-настоящему. И способны ли на это вообще.
— Что тогда произошло, отец? Когда кроданцы вторглись в Оссию. Ты с ними сражался?
— Да, — ответил Рэндилл, опустив голову. — Мы все какое-то время сопротивлялись захватчикам. Покуда не был утрачен Пламенный Клинок.
— А потом?
— Потом я пошел на сделку. Иначе пришлось бы умереть. — Он и взглянул через стол на сына. — Помнишь день, когда ты пришел ко мне с просьбой нанять магистра Фассена? Мол, тебе нужны дополнительные уроки, чтобы не отставать от других мальчишек.
— Помню. Мне было десять. Магистр Клун как раз осрамил меня перед всем классом. Велел мне прочесть наизусть «Сказание о Валане Сааре», но едва я открыл рот, слова улетучились из памяти.
Рэндилл кивнул, словно бы самому себе, и какое-то время молчал. Арен уже решил, что разговор окончен, но тут Рэндилл встрепенулся, отодвинул приставной столик и накрыл ладонью руку сына.
— Я ни разу не говорил, как гордился тобой в тот день, — сказал он. — Я вообще мало чего тебе говорю. Ты моя единственная радость, все, что осталось мне от твоей матери. Размышляя о своих решениях и поступках, я вспоминаю тебя и понимаю, что избрал верный путь. Ведь иначе у меня бы не было такого прекрасного сына.
Неожиданное признание застало Арена врасплох, и в глазах у него защипало от подступивших слез. Но в отцовских словах сквозил и потайной смысл. О каких решениях и поступках идет речь? Однако спросить напрямик юноша не осмелился.
Рэндилл убрал руку.
— Извини, — пожал он плечами. — Нынче я сам не свой. Давай утром позавтракаем вместе. Обещаю, ты увидишь совсем другого человека.
— Хорошо, — согласился Арен. Он отставил бокал, к которому едва притронулся, и неуклюже поднялся, не понимая, облегчение он чувствует или разочарование. Дойдя до дверей, он обернулся: Рэндилл снова уставился в пустой камин.
— Отец, — окликнул его Арен.
— Да?
— Все хорошо?
Рэндилл повернулся лицом к сыну и вяло улыбнулся. Впервые в жизни Арен видел в отцовских глазах неискренность.
— Все отлично, — заверил Рэндилл. — Слава императору.
ГЛАВА 7
В ночной тиши дом поскрипывал и вздрагивал, словно живой. Арен скользнул в безмолвный сумрак коридора и притворил за собой дверь. Слуги большей частью уже улеглись, но к юноше сон никак не шел.