Пламенный клинок
Шрифт:
— «Сора, моя любовь, моя единственная любовь», — начал Джук завывающим голосом, изображая страждущего романтика.
Вот бы хоть разок ударить. Всего разок. Но тело отказывалось повиноваться. Арену хватило мужества войти в логово варгини, но поднять руку на кроданца он не мог. Так уж его воспитали.
— Довольно! — взмолился он и сам ужаснулся, насколько беспомощно прозвучал его крик. Кейду, судя по его виду, хотелось сквозь землю провалиться.
— «Быть розно с тобой — сущее мучение», — продолжал Джук, приложив ко лбу тыльную сторону ладони и поникнув в притворной
— Хватит! — выкрикнул Арен.
Джук с вопрошающим видом повернулся к Харальду. Тот холодно взглянул на Арена.
— Думаю, мы пришли к соглашению.
Арен кивнул, закусив губу. Джук сложил письмо и протянул обратно Харальду, тот сунул его в нагрудный карман. Арен застыл, опустив плечи и стараясь не смотреть на своих мучителей.
— Найди себе хорошенькую оссианку, — посоветовал Харальд с неожиданной доброжелательностью. — Знаю, ты любишь Сору, но лучше забудь ее. Моя сестра не для тебя. — Он хлопнул Джука по плечу, и они развернулись, чтобы уйти. — Это последнее предупреждение, Арен, — бросил Харальд напоследок.
Когда они скрылись из виду, Арен почувствовал смущенный взгляд друга.
— Все хорошо? — спросил Кейд.
Арена так и подмывало ответить резкостью, но он прикусил язык. Пусть ему и хочется выместить свою злость, а Кейд — удобная мишень, но негоже так поступать.
— Пожалуй, пойду домой, — вымолвил он. И, не попрощавшись, зашагал прочь. С друзьями, конечно, веселее, но Арен давно усвоил, что позор лучше переносить в одиночку.
ГЛАВА 4
— Вот и мой мальчик, как раз вовремя! Накрывай на стол, ужин готов!
Кейд, повинуясь матушкиному приказу, принялся расставлять миски и кожаные кружки, раскладывать ложки. Пространство между столом и печкой было совсем узкое, но домочадцы наловчились передвигаться по кухне, не задевая друг друга. Сквозь развешанные на окне вязанки сушеных трав проглядывали сумерки, воздух был влажен от пара и пропитан ароматом тушеной крольчатины. Стены из грубого кирпича, скрепленного потрескавшимся раствором, скрывались за уставленными всякой всячиной полками и висящими на крючках сковородками. Было жарко, тесно и дымно. Кейду нравилось на кухне.
Когда Вельда готовила, вокруг разражался настоящий ураган, а любой посторонний превращался в подхваченный вихрем листок, который без передышки носится туда-сюда, покуда буря не утихнет. По этой причине отец Кейда держался от кухни подальше, но сам Кейд любил помогать матери. Ему нравилось готовить, и он уже многому научился. Пока они крошили, резали и тушили, мать травила байки, а иногда и Кейду позволяла что-нибудь рассказать. После целого дня, проведенного с отцом в мастерской, парню было только в радость заняться делом, которое удавалось ему по-настоящему.
Вельда лихо раскидала половником тушеную крольчатину по мискам и кликнула мужа. Крепкая, чуть полноватая женщина, выдубленная и просоленная жизнью на побережье, она торговала устрицами в порту. В ее усталых глазах светилась доброта; седеющие волосы Вельда повязывала косынкой. Будучи уже не первой молодости, она оставалась бодрой и шустрой, словно полевая мышь.
— К столу! К столу! — велела она сыну и плюхнула перед ним ковригу теплого черного хлеба, обернутого в клетчатое полотенце. Кейд устроился на скамье, и тут сзади подошел его отец Барл, плечистый здоровяк с перебитым носом и густой спутанной бородой.
— Сынок! — Увесистой ладонью он хлопнул Кейда по плечу. — Где нынче пропадал?
— Опять охотились с Ареном на варгиню.
— Угу, — рассеянно откликнулся Барл и повернулся к жене. Приобняв ее за талию и чмокнув в щеку, глава семейства уселся за стол. — Тушеная крольчатина! — удовлетворенно протянул он, на сей раз выказывая неподдельную заинтересованность.
Вельда, улыбнувшись Кейду, разлила из кувшина по кружкам водянистый эль. Она слышала ответ сына и отнеслась к нему одобрительно, ибо считала, что мальчишкам полагается искать приключения.
— Возблагодарим Халлена, Воплощение Изобилия, за его щедрость, — промолвила Вельда, тоже садясь за стол. — Да хранят Девятеро этот дом.
Все трое взяли ложки и принялись за еду. Кейд вылавливал среди картошки и овощей куски нежной крольчатины и макал хлеб в густую пряную подливу, размачивая хрусткую корочку, прежде чем впиться в нее зубами. Во время сытной трапезы он обретал дивное спокойствие. Приходила сосредоточенность, сознание очищалось. Хотя бы ненадолго пропадала надобность в разговорах и никто не ждал от него никаких свершений.
— Отменно, отменно, — пробормотал Барл, наевшись, а потом уселся поудобнее и хлебнул эля. По затуманенному взгляду и медлительным движениям родителя Кейд понял, что тот уже успел нагрузиться. Был джорсдей, а значит, Барл провел день в припортовом кабачке Финнана, выпивая с рыбаками.
— Фермер с холма, из квадратноголовых, желает себе платяной шкаф, — сообщил Барл и рыгнул. — В кроданском стиле. Оссианская мебель эту братию не устраивает. — Он хлебнул еще эля и громыхнул кружкой о стол. — Та ферма принадлежала Эрролу, покуда его не согнали, — добавил он с горечью. Потом взглянул на Кейда: — Примемся за шкаф с утречка. Научу тебя делать стыки на шипах, как нравится квадратноголовым. А потом будешь перемешивать лак.
Кейд кивнул и продолжил трапезу. Он не хотел думать о завтрашнем дне, о скрежете шкурки и стуке молотка, о стамесках и пилах, о шпонках и шипах. От матери ему достались неистощимая на выдумки голова и хорошо подвешенный язык, но руки у него были совершенно кривые, и отцовской мастеровитости ему не перепало ни на йоту. Сколь тщательно ни наставлял его папаша, все у Кейда получалось наперекосяк. Надо сказать, терпением Барл не отличался, зато упрямства ему было не занимать. День за днем он вновь и вновь пытался сделать из отпрыска достойного столяра, и день за днем Кейд его разочаровывал.