Пламя Этерны
Шрифт:
Художник торопливо вскочил, бормоча слова благодарности. Пес услужливо и ловко подхватил треножник, и они перебежали к противоположному краю площадки. Оттуда и впрямь открывался отменный вид на черную скругленную сверху дыру и распахнутые в обе стороны створки, представлявшие собой бронзовые рамы, забранные витыми прутьями, меж которыми могла бы проскочить упитанная кошка. Сквозь эти щели пройдет не только меч, но и другие вещи. Те же сандалии и фляга. Только бы ночью у решетки не выставили охрану, хотя не должны — Капкан Судьбы и так не выпустит свою жертву.
Стражи заставили
Беспощадные, нелепые в своей старинной витиеватости слова разносились над замершей под радостным летним небом площадью. Усилившийся ветер швырялся пригоршнями белых лепестков, обдавая обезумевших смертных ароматом цветущих акаций и поздней сирени. Цветы были исполнены любви и радости, люди — ненависти и злобы.
Мастер Сольега смог бы это нарисовать — предвкушающую чужую гибель человеческую стаю, бело-лиловое цветочное море и одинокого узника. Сольега смог бы. Коро не сможет, он вообще не уверен, что, когда все закончится, снова возьмется за кисть.
— В свой последний час, прежде чем ты останешься наедине со своими преступлениями, покайся пред оскорбленными тобой, упади пред ними на колени и моли о прощении!
Губы Ринальди Ракана тронула усмешка.
— Мне не в чем каяться. Я невиновен, но не могу этого доказать. Вы мне не верите, что ж, ваше право. Прощайте! Вы свободны от меня, а я от вас.
Четверо стражей шагнули вперед. Согласно древнему ритуалу, им следовало сорвать с осужденного плащ, подхватить его под руки и, обнаженного, швырнуть в зев пещеры. Они честно собирались исполнить свой долг и наверняка бы исполнили, если бы подошли сзади. К несчастью, обычай требовал другого. Ринальди был скован, но взгляд тоже может стать оружием. Воины невольно отступили перед аквамариновой молнией, а эпиарх, немыслимым образом извернувшись, умудрился сбросить траурный плащ, повернулся и, прежде чем стражи и зрители пришли в себя, шагнул в черный провал.
— Закрыть решетку! — Слова Эридани были тяжелыми, как камни. Очнувшиеся исполнители бросились к створкам. Когда те сомкнулись, в пасти катакомб никого не было видно. Ринальди ушел во тьму, не оглядываясь и не дожидаясь, когда за его спиной щелкнет Калкан Судьбы.
12. Мастер
Проклятую решетку окружал лиловатый ореол, едва заметный в холодных лунных лучах Диамни прислушался — за ним никто не шел. Художник невесело усмехнулся своей осторожности — стража у холма Абвениев не стояла никогда, это место защищало само себя, а охранять запертую Капканом Судьбы решетку было и вовсе глупо. Посторонний же вряд ли бы по собственной воле оказался у входа в лабиринт, да еще в ночь после казни. Нет, опасаться некого, по крайней мере, из числа смертных.
Мастер взглянул
— Эпиарх... Мой эпиарх, ты здесь?
— Ты пришел?
Бледное, рассеченное тенями лицо, блестящие в лунном свете глаза. Как же он все-таки похож на пойманного леопарда!
— Как я мог не прийти?
— Так же, как вес остальные. — В голосе эпиарха сквозила горькая ирония. — Я искал себе приятелей среди воинов и эориев, у меня было три брата, десятки любовниц и сотни друзей до гроба, а на поверку не оказалось никого. Хотя Анэсти мне бы поверил... Но Анэсти мертв, а Эридани ошалел от собственной справедливости.
Глаза Ринальди сверкнули странным зеленовато-лиловым огнем, который художник ни разу не замечал у людей. Только у кошек. И еще подобный отсвет порой появлялся на шеях сизых голубей, когда они разгуливали по освещенному солнцем двору. Видимо, дело было в лунных лучах, смешавшихся в проклятом сиянии, окружавшем решетку. Художник торопливо раскрыл свой ящичек.
— Вот воровской кинжал. В его ручку вставлена отмычка. Мой эпиарх сможет открыть замки?
— Попробую.
— Я подожду.
Ринальди возился долго, очень долго. Диамни успел проклясть все на свете и перемолиться всем богам и святителям.
— Готово. — Ринальди делано засмеялся. — Никогда не думал, что быть вором так трудно...
— Для таких, как эпиарх.
— Мастер Коро! У меня нет никого, кроме тебя и твоего учителя. Зови меня братом. Если, конечно, тебе не претит брататься с насильником.
— Я — счастливый человек, — задумчиво произнес художник, — я не знаю своих родителей, но Абвении сначала послали мне великого отца, затем благороднейшего из братьев. А мастер Лэнтиро... Он сказал, что у тебя золотое сердце и стальная воля. Ты вернешься, вы с ним еще встретитесь.
— Передай мою благодарность великому Сольеге. Если сумеешь найти слова...
— Мастер все поймет. Но учти: тебе придется позировать — долго и много. Мы тебя просто так не отпустим.
— Вот они, художники! — Ринальди с готовностью подхватил незамысловатую шутку. — Чтобы заполучить натурщика, они пойдут против волн анакса и всех Абвениев...
— Искусство превыше всего. Держи! Сначала меч. Осторожно!
— Я осторожен, как кот на кухне. Никогда не хотел превратиться в статую, а теперь и подавно.
— Ножны... Пучок лучины, вокруг я намотал веревку, мало ли что... Сандалии... Еще лучина... В кольце — яд... Надеюсь, не понадобится... Дротики... Второй кинжал... пояс, но, боюсь, он заденет решетку…
— Обойдусь без пояса, я уже приспособил цепи. Очень удобно, а яд забери назад. Мне он не понадобится.
— Ты прав... Фляга... Вторая... Масло... Если им натереться, будет не так холодно... А вот это — самое важное. Мастер Лэнтиро два дня вспоминал все, что известно о катакомбах и подземных реках. Здесь приметы, которые могут указать дорогу, учитель уверен — стоит найти ручей, и все будет хорошо.