Пламя и Пыль
Шрифт:
Мухи были ярко-красными, как кровавые искры.
С каждым мгновением все больше и больше насекомых алого цвета покидало рой. Немного взлетев, они останавливались и зависали... пока их не собралось столько, что стало ясно - мухи выстраиваются в арку. Ярко-красную арку.
– Врата из мух, - пробормотал Кирипао. Голос его выдавал нездоровый восторг. Но все-таки он был прав. Все больше насекомых, отведавших крови Мириам, присоединялось к арке, заполняя параболическую кривую, мерцающую
В самый последний момент они разлетелись, придав заключительный толчок в сторону светящейся арки. Мириам повалилась вперед, ее голова и грудь пересекли черту. В тот же миг они исчезли во тьме, а через секунду пропало и все остальное, словно неведомое чудовище схватило ее за руки, утащив за собой.
– Да, это было забавно, - произнес Гару с дребезжащим смешком. Стоявший рядом Иезекия попытался его ударить, но перевозчик поймал его кулак и сжал так, что парень скривился от боли.
– Ты тоже забавный, - рассмеялся Гару. Он отбросил кулак в сторону, и Иезекия попятился, потирая костяшки пальцев.
– Надо же что-то делать, - пробормотал Иезекия, обращаясь ко всем нам.
– Подождем еще секунду, уважаемый Простак, - сказал ему Уизл.
– Уважаемая разбойница...
– Мириам, - отрезал Иезекия.
– Ее зовут Мириам.
Уизл склонил голову в некоем подобии поклона, насколько ему позволяло его лежачее положение.
– Ваша уважаемая Мириам вполне может...
Почти притихшие, было, мухи вдруг оглушительно зажужжали. Висящая в воздухе арка снова померкла, и на этот раз я увидел, что тьма с той стороны портала - обычное ночное небо, подернутое облаками. Из этой тьмы появилась Мириам; ее лицо пострадало от мух, но все еще представляло собой единое целое.
И, надо заметить, очень разгневанное.
– Гару!
– взревела она, перекрикивая мушиное гудение.
– Ну, сейчас ты у меня поплаваешь, скотина такая!
Лодочник криво улыбнулся и посмотрел на нас.
– Друзья мои, окажите любезность, удержите своего товарища от необдуманных поступков...
– Надо же, - сказала Ясмин, - все сапоги запылились.
– Она наклонилась и принялась стирать невидимые пятнышки грязи с черной драконьей кожи.
– Прости, - улыбнулся я Гару, - но мне надо закончить последний портрет.
– Я взял кисть и стал делать вид, что прочищаю на ней щетину.
Гару
– Я привез вас к отличным вратам, - заикаясь, произнес он.
– Они ведут в Плэйг-Морт, и вы же видите, что с женщиной ничего не случилось...
– Ты должен был рассказать ей о мухах, - сказал Иезекия. Мальчишка отшагнул от лодочника, чтобы освободить место для Мириам.
– Купание вам не повредит, - добавил Уизл.
– Ведь вы невосприимчивы к воде Стикса, не так ли? В отличие от всех нас.
– Пусть страдает, - тихо пробормотал Кирипао в пустоту.
– Пусть трясется от страха. Приди из тени, приди из ночи...
– Тшш, - шикнул Уизл на эльфа.
– Я буду защищаться, - произнес Гару надтреснутым голосом.
– У меня есть силы, неподвластные смертным.
– Он вскинул руки, что могло быть истолковано как какой-то таинственный жест.
– Шалишь, брат, - сказал ему я. Мельница была у меня в руках, и поэтому спустя миг Гару стоял весь покрытый белой пылью.
– Только попробуй, и ты горько пожалеешь об этом.
Он все равно попробовал. И взвыл от боли, когда на нем вспыхнула пыль. Как раз в этот момент Мириам схватила его за шиворот и зашвырнула в реку.
Всплеск получился просто великолепный.
* * *
Гару поднялся, отфыркиваясь. Купание почти не очистило его от пыли - сомневаюсь, что вода Стикса может хоть что-нибудь сделать чистым, - вся его голова была в белых пятнах.
– Вы еще пожалеете, - прокашлял он.
– Вы навлекли на себя ненависть марренолотов...
– За что это?
– удивилась Ясмин.
– Ты ведь назвал цену за нашу доставку. И мы ее заплатили. И за все остальное, чем ты нам услужил - за то, что предупредил умбралов, за мою мать, за то, что не рассказал Мириам о мухах, - за все это мы тоже тебе заплатили. И слишком низкую цену, если подумать. Ты-то вот скоро высохнешь. А как скоро, по-твоему, Уизл вернет себе память?
Гару выбрался из воды и сердито улегся на берегу. Песок облепил его мокрую одежду красной коркой поверх белого слоя пыли.
– Мой гнев так просто не успокоить, - проскрежетал он.
– Ты все неправильно себе представляешь, - сказал Иезекия. Он присел рядом с лодочником, намного ближе к Стиксу, чем я посмел бы на его месте.
– Дома, - продолжил он, - меня постоянно бросали в реку. Это был такой способ проявления дружбы: знаешь, вымазать лицо в свиноягодах, стащить штаны на людях, забросать конскими яблоками - просто так, ради шутки. Я уверен, ты тоже, когда попрощался с умбралами, сделал это шутя, верно?