Пламя Силаны
Шрифт:
Совсем не оставалось сил, как когда-то на войне.
В левой моей ладони пламя, в правой моей ладони пламя, и оно ведет меня сквозь тени и страх.
Не сразу, но Силана все же спустилась со зрительских трибун и пошла в сторону коридоров, искать распорядителя.
***
Прежде чем окончательно решиться, Рейз сходил в Храм Майенн — он уже был там три года назад, спрашивал, сколько будет стоить исцеление для сестры, когда она только заболела. Жрицы брали дорого, очень дорого, а он почти все свои деньги заплатил за помещение
В то время врачи еще надеялись на лекарства — случаи выздоровления бывали не так уж редко.
Пятьдесят из ста, как ему говорили, и тогда казалось, что это неплохие шансы.
Джанна сама настояла на лечении без жриц. Сказала: "может быть, это не так серьезно, Рейз".
"Я очень хочу выздороветь. Воля же тоже многое решает".
"У меня хорошее предчувствие насчет этого врача".
Не нужно было ее слушать.
Сначала — первые полтора года — казалось, что лекарства помогают, Джанне стало немного лучше, а потом хуже. И после это повторялось еще много раз: лучше, хуже. Немного лучше. Намного хуже. Это были годы войны, денег становилось все меньше и меньше — на помощь жрицы все равно бы не хватило, а врачи говорили, что надежда все еще есть.
Вот и ее не осталось.
Теперь помочь Джанне могли только жрицы Майенн. Болезнь перешла в последнюю стадию, и цена за чудо тоже изменилась.
Рейзу предстояло сделать выбор: или продать паб и надеяться, что оставшиеся деньги за лечение Храм согласится принимать небольшими частями, или перейти в Парную Лигу и постараться собрать нужную сумму, пока не стало слишком поздно.
Рейз выбрал Лигу и на всякий случай принялся подыскивать покупателя для паба.
Он не собирался становится гладиатором по контракту навсегда, только на полгода, но коробило от самой мысли об ошейнике. Рейз ненавидел подчиняться.
Его последний бой на Арене — последний из трех, необходимых для того, чтобы попасть на Аукцион — был с Джагро, одним из немногих бойцов в Первой Лиге, кто мог биться с Рейзом на равных. С Джагро, в отличие от мальчишки Зейна, нужно было выкладываться на пределе.
Зрителей собралось больше обычного, и хотелось подарить им достойное зрелище. Напоследок.
Вон тому старику, жующему лепешку с мясом, и тому парню, важно приосанившемуся на скамье рядом со своей женщиной. Девушке в одном из первых рядов, которой Рейз отсалютовал перед боем. Мелкому белобрысому пацану, который пришел с отцом.
Рейз любил свою публику.
Прозвучал гонг, Джагро сделал первый выпад вперед, и все вокруг кроме поединка перестало иметь значение. Мир стал простым и понятным, каким бывал только на Арене.
Победа оказалась сладкой, настоящей. Не только над Джагро, над собой — смог, получилось. Вышел против равного и оказался лучше.
Судья отдал Рейзу табличку с именем и отметками побед и сделал сигнал снова ударить в гонг — так принято было провожать гладиаторов.
Но стоило уйти с Арены, удовольствие от победы выветрилось, как и не было. Выставлять себя на продажу не хотелось. Хотелось вернуться домой, завалиться спать и сделать вид, что до утра все само собой исправится. В детстве Рейз так и делал, и Джанна иногда приходила к нему в комнату и рассказывала ему сказки.
Теперь он пошел на Аукцион. Арена Парной Лиги, рядом с которой его
В зале для Аукциона было шумно и душно. Возле входа располагался стол распорядителя и помощника, который размещал имена гладиаторов-претендентов на доске с информацией, а в дальнем конце был небольшой помост, вокруг которого собралась небольшая толпа — будущие хозяева выбирали себе бойцов.
В углу, совсем неподалеку, между двумя колоннами стоял стол торговца, заваленный ошейниками. Они были разные — совсем простые или похожие на ювелирные украшения, но и на те, и на другие Рейзу было одинаково противно смотреть.
Он думал, что регистрация затянется, но оказалось, что времени та занимала совсем немного. Имя Рейза внесли в единую книгу претендентов — старую, с потертым темным переплетом — а потом его отправили на полосу испытаний. Ее проходил каждый, кто хотел попасть в Парную Лигу, и за прохождение ставили оценку, на которую потенциальные хозяева могли ориентироваться при выборе.
Рейз считал это глупостью — если уж человеку нужен был гладиатор, лучше было смотреть бойца в деле, на арене, но, видимо, благородные дамы и высокие господа считали такое ниже своего достоинства.
Полоса оказалась не столько сложной, сколько коварной, и она требовала полной сосредоточенности — избежать ловушек, высчитать наилучший маршрут. В Парной Лиге перед боями гладиаторам часто приходилось выполнять похожие задания — добывать оружие и доспехи, находить ключи, открывавшие двери к следующей части испытания. На Арене, где Рейз выступал, поединки были просто поединками, но в Парной Лиге из них делали настоящее шоу, в котором сам бой превращался просто в еще одну часть общего представления.
Публике нравилось, а Рейз давно понял и принял простую истину Арены — зритель всегда прав.
Да и полосу в результате он прошел с неплохим результатом — пятое место из двадцати претендентов.
Ему оставался только последний этап — самый сложный и самый мерзкий. Тот, от которого его с самого начала воротило: нужно было выставить себя на продажу.
— Дальше туда, — распорядитель махнул рукой в сторону помоста в дальнем углу. — Разденешься внизу, вещи можешь положить на скамью, там есть. На помосте встанешь пятым слева. Руки за голову, ноги шире. Не разговаривай, если к тебе не обращаются, не поднимай взгляда. Не шевелись. Господам разрешено осматривать и трогать, — он говорил отрывисто и равнодушно, и Рейз отчаянно стискивал зубы, заставляя себя молчать. Хотя ответить хотелось: поделиться, что он думал обо всех дамах и всех господах разом, о контрактах и об ошейниках, и что в гробу он видел всю Парную Лигу.
Но Джанна говорила ему не делать глупостей.
Возле помоста еще один помощник распорядителя надписал на груди Рейза оценку за полосу испытаний и его номер — пять ноль семь. Пятое место в день дарнах.
Краска была жирная, темно-красная, как кровь, и казалась липкой на ощупь.
Рейз старался не думать о том, что его надписали, как скот на продажу, и вообще ни о чем не думать.
Он разделся, поднялся на помост, встал так, как стояли остальные: руки за головой, ноги на ширине плеч.