План битвы

Ромов Дмитрий

— Блин… Нет, сейчас точно не смогу.

— Худо? — участливо спрашивает он.

— Да не в том дело. У меня встреча назначена минут через сорок. Я её отменить уже даже технически не смогу. Да и надо встретиться, если честно…

— Понятно, — немного скисает Большак. — Так что, сказать, что не приедем? Просто там вообще непонятно, получится ли ещё до суда увидеться.

— Дядь Юр, сгоняй, а?

— Я? — удивляется он.

— Ну а что? Вы же знакомы. Ему сейчас вообще, хоть с кем-нибудь бы увидеться из своего мира. Как в тюрьме оказался. Посмотришь,

как он там. Ты ведь почувствуешь, если что-то не так, я не сомневаюсь. Пожалуйста, съезди. Тебе в карму знаешь какой жирный плюс впишут!

— Да ну тебя с кармой твоей. Съезжу и без кармы. А чего отвезти ему? Еды какой-нибудь?

— Ну… наверное. Не думаю, что там зашибись кормёжка…

Я вдруг вспоминаю, как когда-то давно, ещё в самом начале видел его у витрины кондитерского отдела. Он тогда долго стоял, глядя на пирожные…

— Сладкого можно чего-нибудь, пирожные там какие-нибудь… Да, пирожные обязательно нужно.

— Ладно, — соглашается Платоныч. — Передать чего?

— Скажи, чтобы не тух там, что скоро увидимся. Надо просто переждать немного, и всё будет хорошо. Если вдруг… ну, а вдруг? Вдруг ты сможешь звонок организовать, наберите меня…

— Хорошо. Ну всё, я тогда помчался, а то времени мало уже остаётся.

— Давай, добрый человек, удачи тебе. И деньжат ему оставь если что.

— Оставлю.

Я вешаю трубку и возвращаюсь на диван. До приезда Цвета остаётся минут двадцать. Можно ещё поваляться.

— Куда он тебя звал? — спрашивает отец. — Знает же, что тебе нельзя. Тоже мне, взрослый человек, называется.

— Да он договорился в детдоме, что к Трыне пустят. Детдом какой-то драконовский, почему посещать-то нельзя? Непонятно.

— Я бы тоже мог съездить, — моментально смягчается папа. — Как он там, неизвестно пока?

Неизвестно…

Через двадцать минут я встаю и иду в прихожую.

— Ты Куда? — хмурится отец. — Нет, ну что за человек. Вот скажу матери про твои выкрутасы, будешь с ней объясняться. Она тебя быстро в чувство приведёт

— Не надо, не говори, пап, — улыбаюсь я. — От этого всем только лучше будет.

Выхожу из подъезда. Цвета ещё нет. Сажусь на лавку и жду. Минут через пять подруливает его «Волжанка». Смотри какой важный, сидит на заднем сиденьи, за рулём здоровый детина. Про то, что боссы впереди не ездят я ему сказал. Он сначала отмахнулся, а теперь, смотрю, взял на вооружение.

Я подхожу к машине и сажусь за водителем. Захлопываю дверцу и мы сразу отъезжаем. Куда это? Смотрю на Цвета с удивлением.

— Немного отъедем, чтоб у подъезда не отсвечивать, — кивает он.

Ладно.

Делаем кружок через швейку и подъехав к политеху, останавливаемся на площади. Водитель, не говоря ни слова, выходит и идёт к беляшной, на углу с Весенней у «Силуэта».

— Ну, говори, чего хотел, — кивает он. — Вызвал меня к себе. Шеф, в натуре. Теперь в Новосиб отправишь?

— Как тебя отправишь-то? — пожимаю я плечами. — Ты мальчонка немаленький, сам всё решаешь. Но случая такого может уже и не быть.

— В смысле? Какого случая?

— Подгрести

под себя Новосиб. Ты разве не хочешь?

Я жду, когда он осознает сказанное. Он осознаёт быстро. Взгляд делается тяжёлым, а усмешечки и смехуёчки вмиг испаряются.

— Ты говори-говори, — подгоняет он, не останавливайся.

— Прежде, чем говорить, хочу другое обсудить. Мне ствол нужен.

— Чего? — хмурится он.

— И прям срочно.

— Кому конкретно, прямо тебе?

— Лично мне, да.

— Зачем?

— Хочу использовать по назначению.

— Это как? — хмурится Цвет.

— Ну как, забью обойму патронами и начну применять по живой силе противника.

— Ты решил меня шарадами развлекать что ли? Объясняй, зачем волына.

— Вообще, я от тебя объяснений не спрашиваю, — немного раздосадовано отвечаю я.

— Ну, так я к тебе с подобными просьбами и не прихожу, так ведь? Короче, Бро, не пудри мозги. Давай уже, выкладывай всё.

Ну, я и выкладываю. Обрисовываю ситуацию с сегодняшним наездом. Цвет выглядит несколько ошарашенно.

— Не понял, он то есть не боится комитетчиков? Наглухо башка отшиблена или что?

— Походу он просто не догоняет, а может думает, что дело мелкое и вряд ли за ним крупные шишки стоят. Типа, как в подворотне у школьников деньжат зашибить.

— А как он вынюхал? Ты же ещё не начал ничего.

— Кто-то льёт инфу, ясно же.

Цвет кивает, соглашаясь.

— Уже знаешь, кто?

— Нет, — качаю я головой.

— Ну, так и чё? Чё ты делать-то планируешь, мусоров притягивать? Пусть напрягутся, не всё же им нахаляву бабки грести. Ну и гусь Корней, он в натуре мозгами пораскинул, пацан, скажет, молодой, можно застращать типа. Но половину грубо, конечно. Очень грубо.

— Ну, он, думаю, заложил простор для торговли, в смысле, чтоб было куда отступать с выгодных позиций.

— Так чё? Ну, хочешь, я за тебя впрягусь? Когда надо-то?

Говорит это, а в глаза не смотрит. Ждёт, как паук, что я скажу, да, давай, выручи меня, цветик-семицветик.

— Нет, — спокойно, безо всяких эмоций отвечаю я. — Не хочу. Я сам решу. Причём решу конкретно.

Цвет воспринимает мои слова очень серьёзно. Молчит, играет желваками, что-то взвешивает. Как в кино, во время какого-то важного момента в кадре крупным планом возникают его глаза, тревожные, чуть прищуренные, с разбегающимися лучиками морщинок. А потом зрители так же крупно видят глаза главного героя, мои. Они смотрят прямо, открыто и излучают уверенность.

— А ты в это время приедешь в Новосиб и соберёшь тех, кого сочтёшь нужным. Там же у тебя тоже своих людей немало. Скажешь, типа, клоун по имени Корней, всё. Теперь жить будем по понятиям, а боксёрики идут в эротическое путешествие на три буквы.

— Эк, завернул, — с уважением замечает Цвет. — А если не решишь?

— Решу, конечно. Сказал, значит сделаю. Можешь, если хочешь, подождать сигнала. Позвоню на условленный номер и скажу, как всё прошло, и ты будешь тогда действовать в полной уверенности, что тылы прикрыты.