План битвы
Шрифт:
— Так Парашютист же, ныне покойный.
— А Парашютист как узнал? Вот что главное.
— Ну, Егор, ты и задачи ставишь… — задумчиво произносит Куренков. — Не знаю, как и подступиться. В тот раз я не мог такой вопрос задать, понимаешь, чтобы не засветиться… Ладно, попробую что-нибудь придумать, но тут обещать ничего не могу.
— Да я и не прошу, просто вдруг что-нибудь выяснится…
— Лады. Ну, ты ко мне заскакивай, когда будешь чувствовать себя нормально, хорошо?
— Обещаю…
На этом разговор заканчивается. Только кладу трубку
— Алло, — говорю я, вернувшись, но в ответ слышу лишь шорохи. — Алло, вас не слышно!
Судя по едва различимому сопению, дело здесь не в технической проблеме. Просто абонент и не хочет, чтобы его было слышно.
— Алло, — на всякий случай повторяю я, но на том конце провода раздаются короткие гудки.
Интересно. И довольно тревожно. Блин, не ставить же пост у подъезда, честное слово…
Я снова иду к дивану, и снова звонит телефон. Блин. Цирк какой-то…
— Алло!
— Привет, Егор, как дела?
Это Большак. Он бы вряд ли дышал в трубку, но я на всякий случай уточняю:
— Дядя Юра, это не ты звонил минуту назад?
— Нет, я не звонил. Не я.
А жаль…
— Как дела у тебя? — спрашивает он.
— Да, жив ещё… Сегодня целый день отрядом занимался, я тебе рассказывал, гвардией и тайным орденом.
— Да-да, ну и как, успешно?
— Ага, Ефим прямо вцепился в идею. Сегодня совещание было, и с завтрашнего дня отряд официально существует.
— Ого! Вот это скорость. Поздравляю. Отлично, но ты не забывай, тебе сейчас надо спокойный образ жизни вести.
— Да, какое там…
— Я тут, — вздохнув, продолжает Платоныч, — подумал про стукача. Ничего хорошего не придумал. Есть, конечно, пара мыслишек. Надо встретиться помозговать. Если подскачу, сможем пошептаться?
— Не, сегодня никак. Давай завтра, можем утром. Я к десяти на физио, а до этого или после совершенно свободен. По Трыне нет новостей?
— Нет, конкретных нет, но надо попытаться с ним ещё раз встретиться. Юрист говорит, что детдом с плохой репутацией, проблемный. Так что буду пытаться организовать новую встречу. А по нашей с тобой встрече… Я сейчас не помню, какой у меня график, ты позвони, как освободишься и мы договоримся, хорошо?
— Окей, хорошо.
— Я, кстати, поговорил вчера с Ефимом. Всё, как я и предполагал, за пределы города не полезет…
Попрощавшись, я снова направляюсь в сторону своего лежбища и опять оглушительный телефонный звонок настигает меня раньше, чем я успеваю дойти до дивана.
— Алло…
И опять тишина. Да твою ж дивизию. Я строю в уме многоэтажную словесную конструкцию и бросаю трубку на рычаг. И тут же раздаётся новый звонок. Не квартира, а Дом советов!
— Я тебе все рога поотшибаю, козлина! — не выдерживаю я.
— Ты чё, Брагин, ох**л?! — раздаётся после небольшой паузы раздосадованный голос генерала Печёнкина.
Упс…
— Ой, Глеб Антонович, извините… Хулиганы достали, балуются, звонят и молчат, дышат в трубку, вот я и сорвался.
— Ты на хулиганов не сваливай, сам вон хулиган отпетый, по тебе сизо плачет. Ты понял меня?
— Ну простите, товарищ генерал, я же говорю, хулиганы замучили.
— Ещё и я сейчас добавлю тебе мук. Чё за подстава, Брагин? Какого х*я меня твои дружки из конторы дёргают. Ты мне чё говорил? Не напомнишь? А получается что? Х***ня какая-то, вот что. Это они как так наглеют, что моих людей на ЛВЗ сношают во всех смыслах и позах? Вы чё там все ох**ли? Думаешь, на вас управы не найдётся? Щас прям, ага. Я вам такую сладкую житуху устрою, кровью ссать будете. Ясно тебе?!
— Мне-то ясно, — спокойно отвечаю я. — Да только вам самому дохрена, чего не ясно.
Да ты, да я, да все вы тут, а я один и весь в белом. Он орёт и слова его становятся нечленораздельными и непонятными.
— Давайте я…
— А давайте не давайте! — перебивает меня Печёнкин. — Завтра утром жду тебя у себя, ты понял? В восемь тридцать, чтобы был. А иначе я лично так вас всех отделаю, что до смерти ссаться будете. И сухари, сынуля, взять не забудь!
Он бросает рубку, и я, наконец, достигаю своего дивана. Умеет он взбодрить, прям талантище. И так неприятное смутное чувство завелось, а ещё и он…
Приходит отец. Мы ужинаем, и я снова падаю. В принципе боли нет, и я, можно сказать, отдохнул, так что нужно собираться на свидание. Я принимаю душ, типа чтобы завтра в профилактории время не тратить, и одеваюсь.
Мать смотрит на мои приготовления с подозрением. Чтобы усыпить её бдительность, я собираю небольшую сумку. Потом прощаюсь, категорически отказываюсь, чтобы папа меня провожал и выхожу из дому.
Сначала несколько минут торчу у окна, пытаясь оценить обстановку у подъезда, но из-за козырька над крылечком лавка остаётся вне видимости. Наконец, я решаюсь выйти. Спускаюсь по ступенькам и, придерживая дверь, выскальзываю из подъезда.
Как тень крадусь я вдоль дома, но это меня не спасает…
— Э, Бро, слышь… — раздаётся позади меня хриплый голос.
Бл*дь! Это «слышь» достало уже. В натуре. Я резко оборачиваюсь и вижу худого, морщинистого и абсолютно седого урку. Рубашка на нём висит, как на вешалке, а кисти рук «украшены» татуировками.
— Вломить бы ему с разворота, да плечо нельзя такому шоку подвергать…
— Слышь, Бро, — повторяет урка, — куда ломишься? Минуточку внимания, мля, в натуре…
8. Малиновый туман
— Чё тебе надо, мужик? — говорю я, морщась, как от зубной боли. — Иди ты лесом, честное слово. Некогда мне с тобой рамсы рамсить.
— Да ты кто такой, чтоб с тобой базарить вообще? Фраерок, в натуре.
— Ну, так и не базарь, дядя, иди с миром.
Достали. Реально придётся будку патрульную ставить, а то ведь и шагу ступить не дают.
— Слышь, ты, кент, я за тобой бегать что ли буду?
Неужели не будет? Это что-то новенькое, честно говоря.