План побега
Шрифт:
– Какая проницательность!
– выдавил я.
– Она не всегда была свойственна ей. Бедняжка ведь сразу поверила в смерть Эладио. Ты не представляешь, что с ней было вчера вечером, когда я рассказал ей об установке!
– Зачем же ты рассказал ей?
– Ужасно, но я ничего не могу скрыть от нее. Ты бы посмотрел, что с ней сделалось! Я никогда не видел ее в такой ярости. Сначала она мне не поверила, потом стала кричать, хохотать как безумная, потому что представила себе эту процедуру переселения взрослого большого человека в никелевую рамку высотой двадцать сантиметров. Она спросила меня, постигаю ли я всю пропасть унизительного смирения, добровольного отказа от радостей жизни, кроющуюся в этом поступке Эладио. Настойчиво повторяла, что Эладио принадлежал к ужасной породе людей, которые много думают, все понимают, ни на что не сердятся, потому что у них нет сердца и они ничего не чувствуют; такие люди не понимают, что сама бредовая
– Что она имела в виду?
– Ты ведь знаешь, какие они, женщины! При всей своей проницательности, Милена не понимает (и лучше ей этого не объяснять), что изобретение Эладио вовсе не направлено против нее лично.
– И что было дальше?
– Она спросила меня, где установка. Я не хотел говорить, она подошла ко мне вплотную и уже занесла руку, чтобы дать мне пощечину, но вдруг передумала и сказала: "Ладно. Обойдусь без твоей помощи!" Я никогда не видел ее такой решительной, такой красивой, такой одухотворенной. Очень скоро инстинкт привел ее в гостиную. Она рыскала, как голодный зверь, не знаю, как долго, наверное около часа, - я сидел в гараже и обдумывал, как спасти Эладио; когда в гостиной послышался грохот, я понял: упал бюст Галля. Я бросился туда, но было уже поздно. На полу, среди обломков бюста, валялась сломанная установка, а Милана яростно топтала ее ногами. "Мы с ним сражались не на жизнь, а на смерть, - проговорила она задыхаясь.
– И кто же победил: Эладио, стараясь сбить меня со следа, или я, стараясь настигнуть его? Я! Я победила! Это был наш последний бой". И она, рыдая, бросилась в мои объятия. Через некоторое время я обнаружил, что у нее жар, и уложил ее в постель. Всю ночь она бредила. Сегодня утром ей полегчало, но я запретил ей вставать. Я обманул ее! Воспользовавшись ее болезнью, я сбегал в гараж, положил установку Маркони в этот вот чемоданчик и уже поместил бы его в банковский сейф, если бы ты не задержал меня.
Взглянув на часы, он безнадежно махнул рукой:
– Уже поздно. Банк закрылся. Домой я С ЭТИМ не могу вернуться. Хорошо, если Милена не отправилась искать меня... Я должен спасти изобретение Эладио!
– Если хочешь, я могу хранить этот чемодан у себя, - предложил я.
Он с облегчением и радостью согласился. Я отправился домой с чемоданчиком (и с запахом, который некоторое время, по глупости, приписывал Диего). Я решил рассказать все только Альберди, но потом понял, что у всех у нас одинаковые права знать обо всем, так что в тот же вечер Альберди, братья Эспаррен, Козел Рауч и я собрались вокруг установки Маркони, почтить память нашего друга.
Кривоногий считает, что у открытия большое будущее и нам нужен человек, который, изучив устройство аппарата, восстановит его. Альберди недоверчиво качает головой. Я приглашаю любого радиоспециалиста, какому случится зайти в наш квартал, взглянуть на установку: в настоящее время она достопримечательность моего скромного жилища. Что до Милены, то она со мной не здоровается, вышла замуж за Диего, и я прекрасно понимаю, что мне лучше ее забыть.
Примечания
Ротарианцы-члены клуба Ротари - международной ассоциации негоциантов, созданной в 1905 г. в Чикаго. Эмблема клуба - зубчатое колесо.
Галенит- свинцовый минерал.
...в клубе Бельграно...
– Клуб назван в честь Мануэля Бельграно (1770-1820), аргентинского политического деятеля, участника Войны за независимость, соратника Сан-Мартина. Именем Бельграно назван также район в северной части Буэнос-Айреса.
Маркони - кличка пса - это фамилия итальянского радиотехника Гульельмо Маркони (1874-1937), лауреата Нобелевской премии (1909).
Некочеа - курортный город на побережье Атлантики (провинция Буэнос-Айрес).
Кастильо-де-лос-Леонес-старинный (колониальных времен) замок в Буэнос-Айресе.
Роусон - Роусон Гильермо (1821-1890) - аргентинский врач и политический деятель.
Галль Франц Йозеф (1758-1828) - австрийский врач, анатом; создатель френологии - учении о локализации психических способностей в различных участках мозга.
Гонзага - старинный итальянский род. С 1328 по 1708 г. Гонзага были правителями Мантуи.
Вертис Хуан Хосе де (1719-1799) - испанский политический деятель, в 1778-1784 гг.
– вице-король Ла-Платы.
Перевод
Примечания В.Андреев, 2000г.
Источник: Адольфо Биой Касарес, "План побега", "Симпозиум", СПб, 2000г.
OCR: Олег Самарин, olegsamarin@mail.ru, 20 декабря 2001
Адольфо Биой Касарес. Высший дар
Если по прошествии нескольких лет я захочу представить себе Марго, то память, безнадежно избирательная, опустит досадные подробности, чтобы ярче высветить серебряный смех, бело-розовую кожу, таинственно мерцающие глаза, талию, которую без колебания назову обширной, голубиную душу, невянущую прелесть ее наивности, необъятный зад; но прежде чем наконец перейти к связанной с ней любовной истории, позвольте мне высказать несколько кратких моральных соображений. Сначала истина - потом чувства.
По-моему, воображение - это не столько способность, сколько добродетель. Разве первопричина любой жестокости - не в скудости воображения, препятствующей любому проявлению симпатии, мешающей хотя бы на мгновение поставить себя на место ближнего? Источник эгоизма тоже неподалеку. Кто, ясно сознавая свое ничтожество, добивался бы от окружающих угодничества и лести?
Человеческий мозг - сравнительно несложная машина, работающая за счет всего нескольких идей. Предшествующий абзац как раз относится к одной из них, занимающей меня сейчас. Вот другая: путешествия, обогащая нас воспоминаниями, удлиняют жизнь. Закончив с идеями, смею сказать, что я свободен в своем поведении. Те, кто следует букве собственных принципов, забыл, кому из великих принадлежит эта мысль, - нам представляются чудаками, скажу больше: тронутыми. Относительно воображения и путешествий: первому я даю отдохнуть в часы сиесты, и если случай не дает судьбоносный толчок, однообразная ткань дней не рвется для меня, минута отбытия не настает. К счастью, сегодня случай вмешался, я ощутил толчок и еще до наступления вечера превращусь в путника, что следует по пыльным дорогам из Баия-Бланки через безлюдную и бескрайнюю Патагонию к снегам, покрывающим южные горы; несомненно, однако, что я миную Трес-Арройос.
Но конечно же, я непременно попаду сегодня в клуб "Атлетико". Я вновь начал посещать его после месячного отсутствия, когда приходилось работать в редакции с утра до ночи. Мы переезжали, и, как сказал главный редактор, если бы я не следил за порядком, то Бог знает, что случилось бы. Обычно же немалая часть моей жизни протекает в клубе. К чему скрывать: сам клуб уже не тот, что раньше. Чтобы покрыть головокружительно растущие траты, - всем знакомо, что это такое, - руководство начало прибегать к сомнительным приемам, открыв доступ в клуб новым членам. Эти дамы и господа - о, разумеется, безупречной репутации - неизменно прилагают к заявлению о приеме самые блестящие рекомендации и квитанцию об оплате членских взносов на немыслимую сумму. Все устроено под благовидным предлогом; но горькая истина заключается в том, что сейчас в клубе то и дело натыкаешься на незнакомые лица. Как старый член, я одним из первых поднял голос против этого наплыва и вместе с друзьями выкинул лозунг: "Черный шар - тем, кто не наш". Признаюсь, однако, - на этих страницах нет места умолчанию или полуправде, - что лично меня такое положение дел устраивает. С одной стороны, как говорится, все течет... с другой, я должен согласиться, что женская часть клуба - бедные девочки из старой гвардии - никогда особо не блистала и уже двадцать с чем-то лет прямо-таки требует притока свежей крови.
В пятницу я доигрывал на одной из отдаленных площадок бесконечную партию в пелоту с тем самым Мак-Дугалом, чье лицо будто нарисовано суриком. Проигрывая очередной раунд, мой соперник всякий раз дотрагивался до правого плеча и пускался в сетования.
– Что с вами?
– поинтересовался я.
– Сломал ключицу.
– Когда? Как это случилось?
Он предпочел, нисколько не скрывая этого, уклониться от объяснения. Но вопрос привел моего партнера в явное смущение: цвет его лица изменился на глазах. К чему столько таинственности? Я понял, что толстый Мак-Дугал был из числа тех, кому проигрыш причинял не только моральные, но и физические страдания. Вы не замечали, как множатся у человека повреждения, травмы и всяческие недомогания - именно в том случае, когда игра оборачивается не в его пользу? Последняя наша партия завершилась с неясным результатом, и я поспешил истолковать его в пользу соперника. В тот поздний час меня интересовал не столько исход игры, сколько быстрое ее окончание. Оказаться под крышей, между четырех стен, - вот чего я хотел; солнце садилось, уже веяло прохладой, и при глотании я ощущал першение в горле, которое могло без хорошего душа и чашки горячего чая - закончиться ангиной. Среди наблюдавших за игрой, - новичок, незнакомый с подлинной жизнью клуба, всегда следит с интересом за подобными партиями, - я разглядел Марго, из недавно пополнивших наши ряды: дама необычайно розовая, белокурая и таких преувеличенных размеров, что кажется высокой. Я думал о скором заходе солнца, но должен был отвлечься для ответа на замечание: