План побега
Шрифт:
– Земля принадлежит хозяйке, - продолжала служаночка.
– Она велела работникам копать, посмотреть, что там внутри.
– В недрах земли, - пробормотал Альварес.
– Что?
– Да так, ничего.
Он взглянул ей в лицо. Своей коротенькой ручкой немочка грациозно поправила прядь, упавшую на глаза, склонила набок щенячью мордочку, сладко-сладко улыбнулась и вышла. Альварес еще раз обвел комнату взглядом. В первый раз - с каких пор, и сам уже не помнил - он почувствовал себя счастливым. Причиной тому частично явилось мальчишеское тщеславие, присущее всем мужчинам, частично - сама комната, похожая на келью, на убежище, а еще - вид из окна на
Он пробыл на пляже не менее трех часов, сначала на солнце, потом в тени скал, потому что вспомнил историю о курортниках, неизменно красных, как лангусты: минутная неосторожность, чересчур тесное слияние со стихией - и вот ты вынужден ночью смазывать очищенным маслом ожоги второй степени, а затем погружаться в яркие фантазии бреда. Альварес не хотел, чтобы столь банальная неприятность загубила ему отдых.
Не желая также и портить отношения с хозяйкой, без четверти час он пустился с пляжа в обратный путь. Хоть обоняние его уже и привыкло, он все же почуял, что странный запах от моря усиливается.
Обедали они за бесконечно длинным столом. Альварес, старичок с прозрачной кожей - звали его Линч, и он преподавал в каком-то институте в Килмесе - и хозяйка: она-то и объяснила, что и ее дочь, и прибывшая с ними дама, и другие постояльцы, все молодые, не вернутся в гостиницу до заката.
– Стало быть, вы преподаете в Килмесе?
– переспросил Альварес у Линча.
– Алгебру и геометрию?
– А вы - в Свободном институте?
– переспросил Линч у Альвареса. Историю?
Поговорили об учебных планах, о юном поколении и о том, каким бременем ложатся на душу преподавателя беспрерывные годы работы.
– Мне нравится преподавать, однако...
– начал Альварес.
– Вам хотелось бы чего-нибудь другого. Мне тоже, - заключил Линч.
Такое согласие во взглядах поразило их.
Столовая была обширной залой, с металлической люстрой посередине потолка. С люстры свисали, оставшиеся, возможно, с Нового года, цветные гирлянды. Стол был задвинут в угол, чтобы оставить место для предполагаемых танцев. У стены выстроились бутылки; в открытую дверь виднелась кухня, столы, уставленные кастрюлями, у которых хлопотал крестьянин, одетый сейчас поваром. У противоположной стены высился рояль. Немочка подавала обед, в перерывах между блюдами усаживаясь за стойку; наконец внесла кувшин с водой, и хозяйка сказала:
– Мне сегодня белого вина, Хильда. А вам?
– Мне?
– смешался Альварес, углубленный в себя.
– Стакан воды и, чтобы составить компанию сеньоре, белого вина.
– А мне воды, только воды!
– воскликнул старый Линч.
– Вода идет из горячих источников, - гордо возвестила хозяйка. Сернистая, немного резковата - надо привыкнуть к ней, но мне нравится.
– Однако вы-то ее не пьете, - подметил старик.
– У меня большие планы, - продолжала хозяйка.
– Только бы удалось привлечь иностранный капитал - и мы построим здесь санаторный комплекс, наш Виши, наш Контресвиль, наш Котре.
– У сеньоры, - признал старик, - гостиничное дело давно в крови.
– Шибает прямо в нос, - заметил Альварес, отставляя стакан.
– Не сернистая она, а тухлая, - уточнил Линч между двумя глотками.
–
– Сеньора, откуда это название?
– Какое название?
– не поняла хозяйка.
– Название гостиницы.
– Английский буканьер - это некий Добсон, - разъяснила хозяйка, - в конце восемнадцатого века он приплыл на эти берега с сорокой по кличке Фантазия на плече. Потом влюбился в дочь касика...
– И прощай сорока, - закончил Линч.
– Рассказ ваш похож на моральную аллегорию или на эмблему из старинного кодекса.
– Вы только послушайте его, - повторила хозяйка.
– Вы, господа, приехали в великий день. После обеда можете пойти посмотреть бега. Истинно римское зрелище. Скачки на морском берегу. Попозже вечером - прогулка: живописная дорога приведет вас к новым скважинам, к фонтанам, настоящим гейзерам; может быть - почему бы и нет?
– эта сольфатара, дымящаяся серная сопка, - будущий санаторий, достопримечательность для туристов. Вы увидите, как мои люди копают в трещинах, откуда исходит дым. Что мы там обнаружим? Подземный вулкан?
Альварес, робкий от природы, спросил:
– Если там, внизу, вулкан, благоразумно ли расширять трещины?
Ему даже не ответили. Альварес невольно подумал: всякий трус замкнут в своем одиночестве, как Робинзон на острове.
– Завтра - еще один великий день, - продолжала хозяйка.
– Вернее, великий вечер. День рождения моей дочери Бланчеты: ей исполняется восемнадцать. Пир горой, радушный прием. Убедитесь сами: наш маленький курортный городок - рай до грехопадения. Все мы здесь, в Сан-Хорхе, - одна любящая семья, свободная от жуликов и проходимцев. Сколько раз повторять: нам не нужны здесь малолетние преступники, что бегут, как черт от ладана, от ножниц парикмахера! Вон отсюда, чучело огородное!
Встревоженные, смущенные таким внезапным переходом, оба постояльца оторвались от горячего риса с бараниной, сильно отдававшего серой. И тут же обернулись, потому что за спинами у них раздался мужской голос:
– Не кипятитесь, донья. Бланчета попросила, чтобы я взял ее с собой на пикник.
– Да что такое может просить у тебя Бланчета? Только появись рядом с моей дочерью, задушу собственными руками.
Взбесил хозяйку жуткого вида здоровенный парень, местами закутанный, местами слишком голый, где лохматый, а где безволосый, злокозненный, без сомнения, возможно, женоподобный; борода и волосы, одинаково длинные и густые, светлым ореолом обрамляли его круглое лицо. Из этой спутанной шерсти выглядывали маленькие глазки, то нагло прищуренные, то бегающие, то пристально-холодные. На нем была фуфайка, на нее наброшено полотенце, а из-под скудной набедренной повязки торчали ноги, гладкие и безволосые, словно у женщины, - но более всего бросались в глаза спутанные волосы и грязная одежда.
Привстав из-за стола, хозяйка осведомилась:
– Уйдешь ли ты сам, Терранова, или я выведу тебя за ухо?
Чудище удалилось, хозяйка опустилась на стул и закрыла лицо руками. К ней тотчас же подбежала заботливая служаночка со стаканом воды.
– Нет, Хильда, - отказалась хозяйка, успокоившись.
– Сегодня я пью только белое вино.
Наконец обед закончился, и все разошлись по комнатам.
"Либо я так ослаб, либо воздух здесь сшибает с ног", - подумал Альварес, едва не заснув с зубочисткой во рту. Он улегся в постель и проспал какое-то время, пока тяжесть не опустилась ему на ноги. То была Хильда, присевшая на край кровати.