Планета чудовищ
Шрифт:
Груша не выдержала и всхлипнула. А потом все-таки заплакала. Слезы потекли, и я заметил, что они оставляют классические светлые дорожки на ее чумазом лице.
– Что тут происходит? – ныла Груша. – Я не понимаю…
– Кто-то умрет, вот что тут происходит, – жестко сказал я. – Кто-то умрет. Из-за тебя, дура! Из-за тебя кто-то умрет!
– Нет… не надо…
Груша расклеилась совершенно. Я даже подумал, что она не удержится и свалится в обморок.
– Тебе говорили – брось часы! –
– Говорили…
– А ты что? А ты нам тут о магнитных волнах рассказывала!
– Так я их сейчас хлопну!
Груша схватила часы, размахнулась. Но Барков ее остановил:
– Не надо.
– Я их расколочу!
– Не надо.
Барков потянулся. Груша держала руку высоко, он не доставал, и ему пришлось встать на камень и еще на цыпочки. Но он достал. Он бережно разжал толстые пальцы Груши, вынул из руки часы и вернул на плоский каменный «стол».
– Так может быть только хуже, – сказал Барков.
– Как может быть хуже? – поежилась Груша. – У нас и так уже все хуже…
– Да тихо ты! – рыкнул я на нее. – Сама же во всем виновата!
– Я не виновата… Я не хотела… Они…
– Тихо вы, – попросил Барков. – Тихо…
Мы замолчали и некоторое время сидели, уставившись на часы. Они тикали. И стрелка сдвигалась. Я отчетливо видел, стрелка сдвигалась.
Часы нас будто гипнотизировали, мы впали в какое-то странное состояние. Я даже вроде почувствовал, как у меня вслед за стрелкой голова стала вздрагивать. И я хлопнул себя по щеке. И спросил:
– Петь, а все-таки что с часами-то, как ты думаешь?
– Я не знаю, что тут за механизм, не знаю, как они работают, вернее, на чем работают… Но если их бить, то может случиться, что… что заберут всех.
– Что значит «заберут»? – Груша растерла слезы по лицу. – Заберут – значит убьют?
– Это же Часы-Убийцы! – напомнил я.
Я мог позволить себе быть злорадным.
– Скорее всего. – Барков задумчиво смотрел на часы. – Точно не могу сказать, но знаю одно – не зря их сюда отправили.
– Ты утверждаешь, что кто-то из нас умрет? – прошептала Груша.
Барков не ответил. Тогда ответил я:
– Если исходить из логики планеты, то часы – не просто так часы, они по кому-то прокукуют. В его час.
– По кому?
Я пожал плечами.
– Но ведь невозможно… – завела свое Груша, – нереально…
– Дура ты! – Я сплюнул. – И больше ничего не могу сказать.
– Тихо! – остановил нас Барков.
Мы посмотрели на него.
Барков склонился над часами, приподнял стеклянную линзу, защищающую циферблат, и постарался сдвинуть стрелку обратно.
– Точно! – Груша ткнула меня в бок. – Петр хорошо придумал, здорово! Часы будут уходить вперед, а мы их будем сдвигать назад. Отличная идея…
– Да замолчи ты! – не выдержал я. – Не мешай хотя бы сейчас!
– А я не просила меня сюда тащить! Вы меня сюда притащили, я не хотела…
Барков передвинул стрелку. Груша заткнулась. Корова чертова, разоралась тут… Еще раз начнет выступать – обязательно дам в лоб. Так, чтобы зазвенело.
– Тяжело, – прошептал Петр. – Тяжело идет. Как будто сопротивляется…
Но он довел стрелку почти до двенадцати, оставил ей совсем немного времени, секунд тридцать.
Груша шумно вздохнула. У нее отлегло от сердца.
Барков потрогал нос, и тут же из него потекла кровь. Красного цвета. Он посмотрел на свои пальцы и вытер их об остатки комбинезона.
Груша прилипла к часам и больше ничего не видела. И вдруг по-крабьи выставила глаза:
– Они остановились! Больше не идут!
Минутная стрелка сдвинулась. Загадочный механизм загудел. Часы продолжили ход. Продолжили отсчет.
Барков пододвинул стрелку еще чуть влево, и на циферблате остался полукруглый отпечаток его пальца. Красный.
– Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? – весело спросил Барков.
Груша поперхнулась.
Глава 16
«Последний вдох»
Барков был весел. Чересчур весел. Я понимал, что он таким образом старается поднять настроение мне, да и себе тоже. Хорошее настроение нам бы не помешало…
А еще Барков разговаривал. Прорвало его. И все какую-то чушь нес. В основном про свое раннее детство.
Про то, как они с отцом, с сестрой и братом ходили удить рыбу на какие-то чудные пруды, вода в которых отличалась чрезвычайной прозрачностью. И в той прозрачной хрустальной воде водились удивительные красноперые и золотые караси. Караси славились хитростью, и поймать их было чрезвычайно сложно, но отец научил детей бесшумно подкрадываться и забрасывать в воду тончайшую леску с серебряным крючком и кукурузным блином в качестве наживки. А сестра была нетерпелива и все время лезла вперед, чем распугивала всю рыбу, а Пашка ее в отместку щипал до синяков.
Про то, как они все летали на Марс, купались в голубых каналах и собирали чудные на вкус солнечные грибы, а сестра грибами объелась, кожа у нее пошла зеленой сыпью. Было очень смешно. А Пашка сыпью не покрылся, но разговаривать стал как из трубы.
Про то, как они вместе учились стрелять из рогатки…
Барков говорил и говорил, а я вдруг испугался, что он свихнулся, что с ним произошло то, что и с Грушей, – нервная перегрузка. Какая еще рыбалка, какие караси? Он же всю жизнь проторчал на своем «Блэйке»? Видимо, у него все-таки нервный срыв.