Планета матери моей. Трилогия
Шрифт:
Я вскочил и вырвал их из рук Гуси. Он надвинулся на меня с угрозой:
— Вызов бросаешь? Хочешь померяться силой, сосунок?
Начальник поспешно встал между нами.
— Что вы, ребята? Я, я виноват… велел снять этот призыв.
Медведь-Гуси, не находя выхода скопившейся злобе, пнул круглый чайный столик так, что тот отскочил к окну. Стаканы с дребезгом полетели на пол; чайная лужица на паркете исходила паром.
На шум прибежала секретарша с двумя дюжими парнями.
— Хватайте их! — завизжала она. — Начальника ударили!
Парни проворно заломили мне руки.
— А вот сейчас сведем в милицию! Вас обоих.
— Ну уж нет! — Медведь-Гуси влепил говорившему здоровенную пощечину. — Отпусти парня! Сами разберемся, без мильтонов.
Сохбатзаде проворно защелкнул дверь на замок.
— В самом деле, при чем тут милиция? А ты, Медведь-Гуси, слишком много себе позволяешь! Забыл наш уговор, когда брал тебя на работу?
— Зачем сердиться, начальник? Ничего плохого не случилось. Ноги-руки у всех целы… С братишкой Вагабзаде мы всегда договоримся. — Он льстиво подмигнул мне. — Есть на мне долг — расплачусь. Чем обидел — прошу простить.
Я выходил из кабинета последним. Начальник уже взялся за телефонную трубку. Он беззаботно болтал со своими знакомыми по поводу выходного дня. Хотел подчеркнуть, что не придал никакого значения только что происшедшей стычке…
После праздничных дней рано утром я прежде всего зашел к диспетчеру за нарядом. Там уже были Сафар-киши и молодой шофер-рисовальщик. Оба сумрачно смотрели себе под ноги.
— Не очень хочется браться за работу. Привыкаешь к праздникам. Жаль, что выходных так мало, — сказал я, обращаясь сразу ко всем.
— У нас их теперь будет побольше, — с недоброй усмешкой отозвался молодой.
Сафар-киши лишь молча пожевал губами. Я заподозрил недоброе.
— Что-нибудь произошло, ребята?
— Рухнула над нами крыша, вот что.
— То есть как?
— Посчитали, что умничаем не к месту.
— Да что случилось?!
— Спроси у диспетчера. Путевки не выписывает. Говорит поблизости работы нет. Остался один дальний рейс в Ростов. — Сафар развел руками. — А мне от дома нельзя надолго отлучаться… Такие обстоятельства.
— Давай обменяемся путевками. У меня на карьер, но я съезжу в Ростов. А у тебя что? — спросил у молодого.
Тот пожал плечами.
— Велено не отлучаться из гаража. Вдруг непредвиденный рейс или еще что. В общем, без заработка сегодня.
— А знаешь что? Поезжай-ка ты в Ростов, молодому интересно посмотреть на новые места. Посижу за тебя здесь.
— Акулы… чистые акулы! Чуть зазеваешься, проглотят с потрохами, — раздался за спиной знакомый глуховатый голос.
Я обернулся. Под глазами Икрамова набухли мешки то ли от бессонной ночи, то ли по нездоровью.
— Доброе утро, Замин. Впрочем, было бы оно добрым, да нам всем подножку дали. Слышал? Шоферы отказались ехать в дальние рейсы, побросали путевые листы на стол начальнику.
— Почему?
— У одного справка о болезни, а сам еле толстую шею поворачивает вроде меня. Справка липовая, ясно. Другой жалуется на старые шины — меняйте, и все. У третьего мотор внезапно забарахлил. Да разве их поймешь? — Икрамов устало махнул рукой.
Претензии были только к ремонтным мастерским, которыми заведовал Икрамов. Это настораживало.
— Изношенность шин соответствует нормативу?
— Конечно. Даже чуть не вдвое превосходит обусловленный срок. Я сам не понимаю, как может шина вместо сорока тысяч километров продержаться сто. Не в этом дело. Три дня ничего не могут изменить, а жалобы посыпались именно сегодня, не перед праздниками.
— Хорошо. А с мотором что?
— Он тоже две нормы отработал. Водитель недавно даже премию получил. Но сегодня ни в какую! Меняйте, и дело с концом.
— Знал бы я раньше, поработал на праздники, отремонтировал.
— Это бесполезно, Замин. Разве не понимаешь? Не этот так другой предлог найдется.
— Акты составили?
— Конечно, нет. Сохбатзаде не допустил, сказал, что справимся своими силами: и мотор, и шины сегодня же будут новые.
— А мнимого больного они не захотели положить на носилки — и в больницу?
Икрамов, багровея от гнева, воскликнул, перекрыв шум в диспетчерской:
— Они у меня сами заболеют! Такую мину подведу, что кверху тормашками скатятся под откос.
Я сказал, что мы втроем обменялись путевками.
— Какие еще дежурства? — возмутился Икрамов. — Бери последнюю путевку на трассу и поезжай.
Сафар-киши понимающе покачивал головой:
— Они эту путаницу из-за меня устроили. Знали, что я не могу далеко уезжать, и решили таким путем всех троих, как вязанку, взвалить на плечи.
Я нагнулся к окошечку диспетчера, чтобы сказать об обмене маршрутами. Сквозь пыльное стекло увидел, как через заднюю дверь вошел Галалы. Он тоже меня заметил. Отодвинул рукой диспетчера, спросил, заглядывая в оконце:
— Вагабзаде, почему не в рейсе? Что-нибудь не в исправности?
Я выпрямился и посмотрел на него сверху вниз. Шоферы заинтересованно сгрудились вокруг.
— Я хочу поехать в дальний рейс вместо Сафар-киши.
— Но у тебя норма уже выполнена.
— Какая еще норма?
— По тонно-километрам. Тебе ли не знать!
— Значит, в дальние рейсы направляют тех, кто отстает по этому показателю?
— Вот именно.
— Направьте тогда Ахмеда и дядю Джалила.
— Их путевые листы уже оформлены. И печать поставлена.