Планета матери моей. Трилогия
Шрифт:
— Плохи наши дела, — сказал отдуваясь. — Есть слух, что будут отбирать права. Надо вовремя подмазать!
Я равнодушно пожал плечами:
— У кого следует, пусть отбирают.
— Чудак! Это обойдется потом впятеро дороже.
— Кому обойдется? Права возвратят в управление.
— Да? Ты так думаешь? Может, прямо на подносе доставят? Ей-богу, ты как с луны свалился, парень! Отберут у тебя права, тогда находишься.
— Но почему их у меня должны отобрать?
— Э, если пожелают, столько всего отыщут, что сам побоишься сесть за руль.
— Явные неисправности пропускать, конечно,
— А ты считаешь, в них виноват водитель?
— Кто же еще?
— Больше всех твой задушевный дружок, товарищ Афрасияб Икрамов!
— На своих друзей никому пока не жалуюсь.
— Ну и глуп ты, Вагабзаде! Хотел тебе помочь. Сунь руку в карман — тогда дурить мозгов не станут.
— Взятка? А разве на фронте мы их раздавали? Или вы, товарищ Галалы, про фронт только из кино знаете и ваша нога дальше тыла не ступала? И почему просите денег именно у меня? Своя печатающая машина, что ли, сломалась?
— Издеваешься? — Он начал набухать краснотой, как боевой петух перед дракой. — По-твоему, у нас тут «банда-база»?
— Автобаза. Об этом знаю. А бандиты по другой части, я с ними не вожусь.
— Заявляю официально: машина в неисправности, рейс отменен.
— Машина в полном порядке.
Я столкнул его с подножки и хотел захлопнуть дверцу кабины. На его сухом лице с пергаментно-желтоватой кожей сменялись противоречивые чувства. Наконец он овладел собой и ощерил в усмешке прокуренные зубы.
— Чем ты так занят, что с тобой нельзя поговорить?
— Вы видите, я читаю.
— Нашел читальню! Наинужнейшая книга шофера — его водительское удостоверение. Остальное муть. Послушай, — его осенила новая мысль. — Если у тебя нет сейчас денег, мы сами за тебя положим. Птенцов положено опекать, пока не подрастут крылышки. О деньгах не заботься. Ты только скажи инспектору…
— Что именно?
— Да просто, что ремонтные мастерские работают халатно, а их начальник качество работ не проверяет.
— Свалить вину на Икрамова? Ловко вы ему капкан подставляете.
Но, как ни странно, уловка Галалы удалась! Было задержано с десяток машин, они простояли в гараже до вечера. К моему удивлению, мне тоже записали неисправность мотора.
Сохбатзаде собрал нас всех во дворе гаража.
— В позорной ситуации, которая сложилась на нашем предприятии, виноват каждый из вас, но еще более начальник ремонтных мастерских. Водителю, не умеющему следить за своей машиной, не место на автобазе! Я не держал бы такого и дня. Мы слишком долго проявляли покладистость. Товарищ Икрамов, видимо, по мягкости характера закрывал на все глаза. Говоря по правде, все ваши липовые премии надо передать инспектору в виде штрафа.
— Дождь в море льется, — ввернул Ахмед. — Может, от зарплаты тоже сделать инспектору отчисление? У них, бедолаг, кувшины, видать, еще не полные?
— Что за разговорчики? — вскинулся Галалы, который на правах телохранителя ни на шаг не отставал от начальника автобазы. — Ты, Будильник, раньше времени не звони.
Джамал сказал спокойно:
— Зачем сюда припутывать инспекцию? Отдавать так уж прямо вам, в ваши карманы.
— Но! Не заговаривайся, старик. Никто не нуждается в твоих копейках!
Ахмед-Будильник выступил из общего ряда, приблизился к Сохбатзаде
— Пусть мои товарищи скажут: кто из присутствующих получал за последних три года новую машину? — Он повернулся к нам: — Что воды в рот набрали? Дула на вас навели, что-ли? Если мы, работяги, будем молчать, кто вернет на землю справедливость? У нас на хорошем счету только подхалимы, начальник. Им и идет вся новая техника. Вы скажете, они хорошие водители? А разве среди нас нет шоферов первого класса? Или что, они бывшие фронтовики? Мы тоже провели в окопах почти четыре года. Когда я тонул под Керчью, интересно, не в моей ли тени прятались ваши любимчики? Мы возвратились, рассчитывая на уважение к себе. На внимание к нашим нуждам. А вам весь свет заслонила нажива. Хочешь получить исправную машину, дай взятку — вот какой закон установился на нашей автобазе. Кто ему не подчиняется, тот остается в дураках.
Галалы в нетерпении переступал с ноги на ногу. Наконец не выдержал:
— Постыдился бы собственных медалей, Будильник! Вон сколько на пиджаке планок. Это к тебе-то не проявили уважения? О тебе не позаботилась Советская власть?.. Или ты думаешь, пока сражался, здесь люди только и делали, что жирный плов жевали?
Товарищи потянули Ахмеда обратно в свой ряд. Раздались негромкие возгласы: «Ты их не переспоришь», «Не утруждай понапрасну языка, друг!»
Уловив общее настроение, Сохбатзаде переменил тон и продолжал уже совсем в другом духе:
— Товарищ, спокойно. Здесь не судилище. В нашей работе имеются отдельные недостатки… Давайте будем устранять их сообща. Ведь мы до этой поры работали дружно? Так будет и впредь. Ну а насчет придирчивого инспектора… Беру это на себя… Найдем способ его утихомирить.
— Хоть бы так в открытую-то не говорили! — почти простонал Икрамов. — Ведь здесь не частная лавочка, а государственное учреждение… Я, конечно, виноват, что машины выходят на линию в неисправном виде. Не отпираюсь. Ремонт малокачественный. А почему? На сто машин всего три ремонтные ямы. Запасных частей за год не получаем и на десять машин. Мог бы из собственных пальцев сделать оси, сунул бы и их в колеса. Шины, как макушка плешивого, стерлись, облысели… Где мне взять новые шины?
Галалы просверлил его сурово-насмешливым взглядом.
— Считаешь, это заботы начальника автобазы, да? А ты для чего на своем месте? Еще называется партиец! Так и без партбилета недолго остаться, учти.
Икрамов хотел возразить, но ему не хватило воздуха. Он почернел, глаза выпучились еще больше. Лишь после мучительного приступа кашля с натугой проговорил осипшим голосом:
— Не касайся партбилета, Галалы. Мне его вручали не такие, как ты. За чинами я не гонюсь. Хоть сейчас положу заявление на стол… Но коммунистом буду пожизненно. Эта должность не переходит из рук в руки. И свой долг коммуниста тоже не переложу ни на кого! Смотрел бы на это по-другому, мог раньше вернуться с фронта, после второго, после третьего ранения… Кадров тогда было мало, можно было занять неплохой пост. Но я считал, что место коммуниста, пока идет Отечественная война, на фронте. Едва залечив раны в госпитале, возвращался в строй. Здесь тоже мой фронт! Не думайте, что я отступлю, пока жив. Гвардейцы не отступают!