Планета матери моей. Трилогия
Шрифт:
— Институт окончила, встала на ноги, чего же ждать?
— Какой ты быстрый! Девушке надо осмотреться. Это нас выдавали совсем зелеными, ничего не успевали повидать в жизни.
— Вы хотите, чтобы у Халимы было по-иному?
— Разумеется. Пусть поживет свободно, повращается в обществе. Полюбит кого-нибудь, узнает его поближе. Ну уж тогда… Сейчас забота не об этом.
— А о чем?
— Какой бестолковый! Институт, министерство, комсомол — все наседают, теребят. Умолила доктора дать справку, что я смертельно больна и, кроме
— Что же вы думаете делать?
— Последняя надежда на тебя, дорогой Замин!
— Но я-то что могу? Что от меня зависит?
— Все зависит, дорогой. Только согласись, вспомни наше добро к тебе. Ничего не придется делать, все беру на себя. Поставят штамп, а потом пойду в институт и суну под нос брачное свидетельство. Посмотрим, кто осмелится разрушить советскую семью? Да я тогда небо на их голову обрушу, весь мир переверну. Они еще узнают меня!
— Я все-таки не совсем вас понял.
— Брось вилять. Все останется в тайне. Трое посвященных: ты, я и Халима. Даже если шею мне обовьют живые змеи, никому не проговорюсь. Муж ничего не узнает. А уж дочка — она как запертый сейф. И в огне не сгорит. Чего тебе бояться? Ведь все это временно. Да и кому придет в голову, что Баладжа-ханум способна отдать свою дочь, свой ненаглядный цветочек простому шоферу, сельскому парню?
Она прикусила язык, поняла, что задела мое самолюбие. Добавила жалобно:
— Но ведь ты в самом деле шофер? На что же обижаться?
— Значит, если я правильно вас понял, вы распишете Халиму со мной, а со временем отдадите ее более подходящему жениху?
— Смотри на брачное свидетельство как на простую формальность. Например, как на квитанцию квартплаты. Сначала распишут, потом разведут. Невелики деньги!
— Брачное свидетельство не бумажка!
— А что оно, по-твоему? Бриллиант? Золотой самородок? Персидский ковер?
— Золото дешевле любви.
— Вздор! Брак — это обыкновенная сделка.
— Любовь тоже сделка?
— Книжные слова. Начитались вы с Халимой пустяков!
— Нет, Баладжа-ханум, я учился у жизни и у своей матери. Монеты можно зажать в горсти, но любовь в горсть не поместится. В карман ее не сунешь.
— Сентиментальные глупости! Что ты все витаешь в облаках? Пора опуститься на землю. Любовь важнее денег. Как бы не так! Вот скажи-ка, ты хоть одну ночь провел в нашем доме?
Я изумленно уставился на нее.
— Нет. Вы сами знаете.
— Но каждый месяц с меня берут плату за тебя. За газ, за свет, за воду.
— Я не знал.
— Что ты вообще знаешь, кроме высоких материй? Хватит разговоров. Ты согласен?
— Не могу. Это противно совести.
— Опять пустое слово. В общем, так. Ступай сейчас в домоуправление, форму я уже заполнила. Ты семейный человек: жена, мать, сестра. Получишь отдельную квартиру.
— Нет, Баладжа-ханум, я одинок.
— Какой же глупец мой Зафар! Тех, кто не скупился
— Я благодарен от души.
— Молчи лучше. Благодарен! Из железа ты сделан, что ли? Тогда и назвать тебя надо было Дашдемир — железо…
Она кипела яростью, кривила губы, глаза, обведенные черными кругами, презрительно щурились. Именно сейчас обнаружилось ее сходство с дочерью. Неужто и Халима станет такой?..
Я повернулся к двери. Она догнала и протянула конверт из исполкома:
— Возьми. Зря, что ли, хлопотали?
Терпенье мое иссякло. Я разорвал конверт пополам и еще дважды:
— Все. Ничего мне не нужно. Прощайте.
Вдогонку она бросила неожиданно спокойным, почти обычным голосом:
— Обиделся… Ну не дурак ли?
Безадресный поселок на окраине потянул меня с такой силой, что до трамвая я бежал почти бегом. Мазанка-самоделка представлялась прекрасной, как дворец. Неважно, что стекла в окнах пупырчатые, пол обмазан желтой глиной, а по бревенчатому потолку шебаршат мыши. Что вместо электричества вечерами зажигается по-стародавнему десятилинейная керосиновая лампа. Зато спится там без тревог. А на столе наверняка ждет письмо от матери…
Билал открыл дверь, и меня словно шатнуло сильным ветром.
Стол на веранде был накрыт для двоих, по-праздничному. На почетном месте восседала… Халима! Щеки у нее разгорелись. Влажный комнатный воздух ударил мне в лицо, как струя пара из кипящего чайника.
Велико было искушение тут же от порога выложить избалованной красотке все, что наплела мне ее хитроумная мамаша. И не стесняться в выражениях. Зафару-муэллиму я не смогу обмолвиться даже словом. Он ничего не знает и не узнает. Я ему обязан многим, прежде всего искренним расположением к себе. Он-то ни в каких интригах не замешан. Халима дело другое. Не удивлюсь, если этот план был с начала до конца придуман ею, а мать лишь выполняла, что подсказала шустрая дочка. Но даже если не так, все равно без предварительного согласия Халимы мать не рискнула бы заводить со мною подобный разговор. Не исключен и такой поворот: мать пообещала Халиме, что выдаст ее во что бы то ни стало за парня, в которого та по глупости втюрилась. А уверение в фиктивности брака всего-навсего уловка для меня.
При виде меня Халима вскочила. Смущенный Билал принес лишнюю табуретку. Внутренне он был напряжен. Произнес скороговоркой:
— Родители только что отлучились. У соседей смотрины невесты, неловко было им отказать… Мне велено занимать Халиму до твоего прихода. Она уже давненько ждет, с самого утра.
— Халиме-ханум не стоило себя затруднять, — ледяным тоном ответил я. — Мой рабочий телефон известен Зафару-муэллиму. Надеюсь, у вас дома все в добром здравии?
Халима совсем смешалась.