Планета–тайга: Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю
Шрифт:
Это чувство доброй памяти и доброй силы особенно знаешь здесь, в лесу, когда собираешься уйти от людей не на очень короткий срок.
В лес уходят не просто. Собираются задолго, но тихо и незаметно. И вот последний вечер. Все так же, как вчера, ты отодвинул последний стакан, перевернул его набок или поставил на блюдце кверху дном, чтобы чаю больше не предлагали, так же, как вчера, достал папиросу, но сейчас ты вдруг известил домашних: «Завтра ухожу…»
Другой раз забежишь к кому-нибудь просто так поговорить, а человека уже и нет. «В лесе он, в тайгу пошел», — ответит женщина, проводившая сегодня еще до солнца мужа или сына, и обязательно зазовет пить чай под тем предлогом, что «самовар-то после него еще и не обирали». В таком случае
У меня здесь нет никого из родных. Но всякий раз, уходя на Домашнее озеро, я тоже долго и молча пью чай. Чай мне подливает тетя Катя. Обычно тетю Катю я зову Екатериной Федотовной, но сейчас отчество пожилой женщины почему-то забывается… Сейчас я тоже переверну на блюдце свой стакан и тихо, будто просто так, скажу тете Кате: «Ухожу завтра…» — и буду осторожно ждать, что ответит она. А пока только прикрученный фитиль лампы, полуночная тишина, и тетя Катя, опустив на плечи платок, будто устала носить его за день на голове, медленно рассказывает мне о пережитом и не всегда ясном для нее… Разговор заходит о «хозяине».
«Хозяин» — это кто-то одушевленный, но скрытый от людей. В лесу он живет рядом, идет следом, стоит за плечами и может не отпустить дальше. Нет, ты, конечно, пойдешь без его разрешения, так же будешь месить грязь болот, так же переждешь непогоду под распадистой елкой и даже добредешь до ночного огня. Но без отпуска жди беду…
«Отпуск» — это, конечно, «отпустить»… Но как сделать, чтобы «хозяин» отпустил в лес? Надо что-то пообещать. Обещают, может, и клянутся, по списку…
Списки есть. Это уже не сказки и не легенды. Где-нибудь у древнего старика, может, и под лампадкой, лежит желтая от времени и разных рук бумажка, разрисованная мелким убористым почерком. Это и есть заветный список. В списке есть свои статьи–обещания: статьи для пастухов, статьи для охотников, статьи для рыбаков… Пастухам и охотникам проще: у них только один «хозяин» — леший. У рыбаков по–другому: главный «хозяин» рыбака — Чертушка. И рыбаку трудней. Сначала ему надо взять отпуск все-таки у лешего, чтобы войти в лес, чтобы дойти до озера, и уже там, над неизвестной глубиной, что-то пообещать и Чертушке. Все обещания давно предусмотрены в статьях списка…
Тогда пропала телушка. Исходили весь лес, но ничего не нашли. Потом отыскали старика и древний список отпуска. Эти статьи читал пастух, читал вполголоса, не озираясь по сторонам, потом положил на пенек шапку и пошел прочь… И леший отпустил телушку… Шапка оставалась лежать на пеньке. Пастух медленно уходил и слышал сзади вой и грохот… Когда шум стих, пастух вернулся обратно. Рядом с пеньком в кустах лежала телушка…
Все это оживает сейчас, дышит таинственной былью рядом с прикрученным фитилем лампы и черным ночным окном… Я хорошо знаю, почему пастухи с весны перестают бриться, не стригут волосы, почему иногда все лето едят только своей ложкой, не собирают ягоды и грибы, не сломают в лесу ни одной ветки, не выстрелят из ружья по птице или зверю и не балуют себя праздными разговорами с бойкими бабенками. Все это обещания, статьи отпуска, по которому «хозяин» отпускает в лес и гарантирует охрану…
Каждую статью отпуска хочется долго и внимательно разбирать, находя подтверждение той глубокой целесообразности, которая заложена почти в каждом слове… Я еще вернусь к этому отпуску, к спискам и статьям, вернусь к старику, который проводил меня однажды в дальнюю лесную дорогу. Я все до конца объясню себе. Но сейчас я просто слушаю тетю Катю, и передо мной проходят пастухи, молчаливые, внимательные к своей работе, тихие и добрые к лесу и стаду. Я знаю их, знаю Гришу, видел его космы, не тронутые за полгода ножницами. В этом году Гриша уже не пастух — и у него обычная прическа. Волосы высоко подняты машинкой, а под свежей стрижкой лежит глубокий шрам от медвежьей лапы… Завтра я тоже могу встретить медведя. Я знаю, что буду обещать завтра лешему на Вологодском ручье. Потом я перейду запретный мостик и буду ждать встречи с Чертушкой… Чертушка тоже есть. И свой в каждом озере…
Если пройти Прямую дорогу, миновать Вологодский ручей, потом переждать ночь в пустой избе на берегу Домашнего озера, а утром еще в тумане повернуть к Большому и Малому Угольным, то к первому солнцу обязательно увидишь далеко внизу Красово озеро. У озера черная, глубокая вода и не очень верная полоска берега. Говорят, в Красовом озере живут гигантские щуки. Щукам много лет. Наверное… Но в озере есть Чертушка — это точно. Чертушка бережет здесь золото. Золото опустилось на глубокое дно в незапамятные времена. Чертушка отдаст золото, но только за выкуп — за белого морского зайца.
Я слышал эту лесную легенду–быль и могу объяснить, что морской заяц называется еще и лахтаком и что лахтак — это самый крупный тюлень северных морей. Я знаю, что море отсюда далеко и привезти морского зайца на Красово озеро не так-то просто. Наверное, поэтому Чертушка и обговорил выкуп, который никогда–никогда не будет представлен. Но если сейчас, во времена авиации, все-таки постараться и привезти сюда этого тюленя, то озеро все равно не отдаст золото: ведь заяц-то должен быть еще и белым. Тюлень–альбинос — это еще большая редкость. Пожалуй, в легенде учли и авиацию…
Да, я знаю все хитрости этого Чертушки, но сейчас слушаю дальше: как разбогател купец Реутов и как у него было пять домов, лавка, большое стадо и сорок тысяч деньгами.
Последний дом купца еще цел, он высится в центре нашей деревушки. Реутов был. Это он принес на Красово озеро вместо белого морского зайца собаку, завернув ее в хорошо выбеленную на весеннем снегу домашнюю холстину. Купец был хитрый и жадный, и, конечно, только о нем, кто в силу алчности и нечистоты характера мог обманом достать деньги и в другом месте, сложена легенда. Реутов швырнул в воду собаку, и лодка с золотом начала медленно подниматься. Вот она, вот… Она почти рядом…
Сейчас… Но Чертушка успел усмотреть обман и повелел золоту вернуться обратно. Реутов кинулся к богатству, но успел ухватить только малую пригоршню. Но даже этой горсти золота хватило ему, чтобы построить пять домов, держать лавку и стадо, а остальное перевести в сорок тысяч деньгами.
Реутова давно нет, нет и тех сорока тысяч. Но есть Красово озеро. Иногда там хорошо ловится окунь, вокруг озера бродят сумрачные лоси, а в утреннем тумане нередко можно услышать сытое ворчание медведя. По берегам Красова живет куница, а дальше, за озером, есть редкое для здешних мест дерево — липа… Но откуда здесь золото? Почему Реутову не удалось забрать всю лодку, это ясно: даже одной горсти хватило ему, чтобы стать богатым, а что он делал бы с остальным золотом, если бы Чертушку удалось перехитрить до конца? Но откуда все-таки золото? И почему живет в лесу похожая легенда и о других, Вологодских озерах?
У Вологодских озер клад зарыт на берегу. Его придавили сверху тяжелой каменной плитой. Плита давно опустилась, заросла, и ее, пожалуй, не удастся найти. Но искать и не надо. Надо, чтобы в лес пришли три попа, чтобы каждого из них звали Егорием, чтобы они сошлись к Вологодским озерам в один и тот же час каждый по своей тропе и вместе отслужили молебен. Тогда плита поднимется сама. Но сразу трех попов Егориев нет, они не знают, по какой дороге идти, когда сойдутся и в какой час начнут службу. И опять непоказавшаяся тайна…