Планета–тайга: Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю
Шрифт:
Но, как правило, в дверь, заслоненную батожком, могут войти лишь близкие хозяину люди. Некоторое время я не знал об этом последнем условии и, встречая на своем пути подобные замки, преспокойно миновал их. Мне никто не выговаривал своих обид, никто не требовал отчета за те часы, которые я провел в чужом доме в ожидании хозяина, но однажды случай заставил меня пересмотреть свое поведение.
Это было на Домашнем озере. Я оставался в пустой деревушке один и занимал небольшой уютный домик. В домике лежали мои вещи, деньги и документы, на двери, конечно, не было никакого замка, и, уходя куда–нибудь даже надолго, я всего–навсего прикрывал дверь узенькой щеколдой. Щеколда не была
Но вот, вернувшись домой, я встретил в деревне следы человека. Человек пришел с востока, от людей, и ушел на юго–запад, к другим людям. По пути он подошел к моему домику, даже поднялся на крыльцо, но дверь не открыл. За своим плакатом я обнаружил письма, аккуратно завернутые в газету. Но почему человек не положил почту туда, куда указывал ему плакат? Может быть, он торопился? Нет. Путник после посещения моего крыльца зашел в пустую ничейную избу, перекусил там и выкурил две папиросы. Почему он не зашел туда, где было теплей, где в печи всегда стоял горячий чай?
На это «почему?» мне ответил сам путник. На обратной дороге он снова зашел ко мне, мы встретились, выпили по стакану вина и долго и хорошо разговаривали. Этот человек уже не раз бывал у меня, не раз мы вместе переживали непогоду в одном и том же доме, но тогда наш дом был общим, а сейчас это строение принадлежало только мне, и зайти в него без разрешения, то есть в отсутствие хозяина, могли только близкие люди. В близких отношениях мы не состояли.
После этого открытия я снова припоминал все случаи посещения меня местными жителями и не совсем удовлетворительно оценил свое несколько вольное поведение. Замок в северных лесных деревнях все-таки существовал, существовала молчаливая договоренность людей. И главным пунктом этого договора было уважение к человеку и его дому.
На дверях охотничьих избушек тоже никогда не бывает замка. Новый посетитель, как правило, не застает там и хозяина. Но в избушке остается имущество, снасть и запас продуктов. Здесь всегда можно найти спички, махорку, газету, соль, немного крупы, сухари и горючее для коптилки. Всем этим можно воспользоваться, а оставшееся и лишнее у тебя самого надо положить рядом. Такой порядок не раз выручал людей в лесу. Такой порядок надо беречь и уж никак не допускать в избушке разгрома или вреда.
Когда ты покидаешь избушку, то по закону уважения к человеку и его дому ты должен сказать «спасибо» тому, кто возвел в лесу крышу и сделал печь. А как сказать «спасибо», если ты. не видишь хозяина? Как отчитаться за взятое тобой? И каким образом хозяин может узнать о том человеке, который непорядочно вел себя в лесном домике?
О непорядочном человеке всегда можно узнать в лесу: лес долго хранит следы хотя бы тех же резиновых сапог, и охотнику, умеющему читать следы зверей, не так уж трудно разобраться, откуда и кто приходил в лесной домик и где искать провинившегося. Конечно, провинившийся человек вряд ли оставит свои инициалы там, где он совершил моральное преступление. Но другие вместо «спасибо», вместо отчета о посещении лесного жилища не слишком
И сейчас, после ужина при свете коптилки на берегу хмурого и неприветливого Долгого озера, один в тайге, где за дверью сразу же поднимаются темные ночные ели, я старательно разбираю надписи на стенах и восстанавли ваю по ним имена тех людей, которые до меня посетили этот лесной домик. Кто были они, эти люди, оставившие мне тихий вечерний уют охотничьей избушки?
На столе коптилка, печь с дымом в избу, в кружке чай из всех ягод сразу, уха, в которой от рыбы стоит ложка… Коптилка прикрыта от сквозняка старой миской, крошечное окошечко в ночь, разрезанная луковица, чеснок, нож, брусочек, баночка с солью, пузырек с керосином, спичечный коробок с рекламой «Пчелы нужны садам»… Цветок, наверное, яблони, но на цветке очень хищная пчела… Из-под котелка выглядывает клочок как-то попавшей сюда газеты «Футбол», видно только заголовок: «Золото браззавильцев»… Это что-то про Африку… Тепло и тихо, только трещат угли, даже не трещат, а потрескивают или, точнее, шуршат… Опять ветер в осинах и далекий–далекий стон гагары — гагара обычно стонет перед непогодой…
От меня по стенам и по потолку большая–большая тень. Тень наклонилась над столиком. Рукой можно показывать на стене собак и голубей. Они тоже большие–большие… Под ножом рассыпается на ладони сахар, рассыпается белыми искрящимися изломами — хороший сахар. И тут же — мой дневник и шариковая авторучка. Авторучка давнишняя, какой-то западногерманской фирмы… Ее название я раньше помнил, а сейчас при свете коптилки не могу разобрать… Стержни чешские, мягкие и легкие для бумаги… А все остальное русское–русское, как этот лес, это загадочное озеро и теплая печь с голубыми потоками дыма под потолком…
Уже при свете коптилки я разобрал на досках стола еще несколько рядов старых закоптившихся зарубок. Длинные ряды, видимо, означали дни, окончившиеся, как мой сегодняшний день, у ночного огня. Другие ряды, покороче, должны были рассказать о других днях, когда погода выпускала на озеро, когда был промысел и рыба… Да, у тех людей, которые построили избушку, оставили мне крышу, печь, легкую лодчонку и крепкое весло, здесь, на озере, была та же цель, что и у меня, — рыба, много–много рыбы за не очень длинный срок летнего промысла.
В печи совсем гаснут угли, от них остаются только серые горки пепла. Пепел съеживается, остывает. Но в избушке тепло, тепло от недавнего огня и горячих камней, что оставили в себе жар хороших еловых дров.
Да, рыба. А что еще держало в этой избушке людей? О чем думали они у ночного огня после долгого и не всегда ясного дня среди волн и ветра? Что берегли в своей памяти? Во что верили? Кто ждал обратно этих людей, которые оставили для других свою тропу, тески на еловых стволах и маленький берестяной черпачок у ручья на пути к избушке?
Глава девятая
ПОГОДА
С утра над озером висели низкие рваные тучи. Тяжелые и сырые, они никуда не собирались уходить, они оставались, грозя каждую минуту свалиться вниз холодным осенним дождем. Эта минута была где-то рядом, но пока не приходила… И вдруг шум, далекий, неясный шум по воде. Шум приближается, торопится к твоей лодке, и вот ты уже видишь, как по озеру бежит, становится шире и ближе густая стена мутной воды…
От дождя я успел уехать и спрятаться под берегом. Вовремя избежать неприятности помог мне сам дождь — я узнал о нем заранее по шуму тяжелых отвесных струй воды, которые упали сначала в дальнем конце озера. Знать заранее дождь по его голосу и было самым близким моим прогнозом погоды.