Плащаница колдуна
Шрифт:
– Как же это? – удивился Хомыч. – Нешто мы тебя оставим?
– Вы не знаете законов этого места и можете попасть в беду, – терпеливо разъяснил Глеб. – Без вас мне будет сподручнее. Сделаете, как я велю?
Спутники Глеба медлили с ответом.
– Сделаете или нет? – снова спросил он.
– Сделаем, – ответил за всех Лагин.
Глеб облегченно вздохнул: слава богу. Когда в Кишене незнающий человек бросается тебе на помощь, считай, что ты уже мертвец, да и он тоже. Гиблое место не любит порывистых, самонадеянных и неосторожных.
Глеб
Ходок Бобрыня, Лешев сын, погладил по голове приблудившегося щенка. Тот повилял хвостом, полизал ему руку, а потом вдруг взвился в воздух и вырвал Бобрыне кусок горла.
Ходок Ведан провалился в яму, и кто-то опустил ему сверху лестницу. Ведан ухватился руками за лестницу, а она оказалась обмазанной грязью из голодной прогалины. Пальцы ходока задымились и оплавились, как свечные огарки, а сам он помер от боли.
Ходок Мончук Малый решил сократить путь и полез на подклеть. Тут же из земли выскочили острые железные прутья и разорвали Мончука на куски.
Ходоку Пакомилу размозжило голову упавшим сверху камнем, но откуда свалился камень, было непонятно, так как над головой Пакомила зияло лишь багровое небо.
Как сгинули ходоки Скиф и Роздых, доподлинно никто не знал. Они шли впереди и вдруг исчезли. Потом откуда-то издалека донеслись их крики, а затем все стихло.
Глеб называл все местные ловушки «кишенскими шутками», но увидеть здесь самих шутников (кем бы они ни были) ему ни разу не довелось.
– Ладно, – сказал Глеб. – Пора идти. Помните, что я вам говорил, и все будет в порядке.
И он двинулся вперед. Несколько минут шли молча и без всяких приключений.
Проходя мимо разрушенного храма, Глеб услышал негромкое ворчание. Он быстро повернул голову и попятился от ужаса. За спиной у Глеба тихонько охнул Прошка и испуганно пискнул старик Хомыч.
На подклети разрушенного храма стояло огромное черное чудовище. По виду это был пес, но раза в два больше самого рослого ротвейлера. Кроме того, у чудовищного пса было две головы, пасти которых усеяны клыками, растущими в два или три ряда.
Двухголовый пес стоял на полуразрушенной кирпичной кладке, смотрел на путников маленькими, налитыми кровью глазами и глухо рычал. Прошка опомнился первым – он подхватил с земли палку и метнул ее в пса.
Пес дернул одной из голов, поймал зубами летящую палку и легко, как спичку, перекусил ее пополам.
Глеб вынул из кобуры ольстру, но Диона у него за спиной громко проговорила:
– Прочь, Драглак! Ступай домой!
Несколько мгновений пес смотрел на Диону, потом повернулся и, спрыгнув с подклети вниз, исчез из вида. Глеб выждал немного, затем сунул ольстру в кобуру и неприязненно проговорил, обращаясь к Дионе:
– Не знал, что у вас есть такие твари.
– Ты много чего о нас не знаешь, Первоход, – ответила девушка. – Драглак тебя не тронет, если ты не сойдешь с тропы. Нелюди не убивают ходоков просто так.
– Почему? – спросил шедший рядом с ней Лагин.
Диона взглянула на него и небрежно ответила:
– Боятся. Ходоки отлавливают наших, но нечасто и самых слабых. Если наши будут убивать ходоков, то и ходоки начнут лютовать. А то еще нагрянут княжьи ратники, и нашей тихой жизни в Гиблом месте придет конец.
– Знаю я ваше племя, – презрительно проговорил Глеб. – Прячетесь в развалинах, как крысы. Выбираетесь только, чтобы украсть ребенка или женщину.
– Нас мало, и мы вырождаемся, – печально вздохнула Диона. – Чтобы выжить, нам нужны ваши дети и женщины.
– Вот как, – пробормотал Глеб, поглядывая на разрушенные дома. – Мы у вас – слабых выродков, вы у нас – здоровых женщин. Не очень выгодный обмен, тебе не кажется?
– Другого быть не может, – так же печально, но твердо ответила Диона.
Проходя мимо пса, Прошка и Хомыч испуганно обогнули его стороной.
Дальше пошли в молчании. Разговаривать было страшно. Здесь, в этом мертвом городе, повсюду таились уродливые твари. Они были не видны, но они были рядом и, возможно, наблюдали за непрошеными гостями в щели и дыры.
Шагая по заросшей бурьяном улице, Хомыч в очередной раз спрашивал себя: какой блудливый дух дернул его поплестись следом за Лагиным и Глебом?
Прошка, бредущий рядом со стариком, размышлял о кошеле с деньгами, который нес в своей сумке Глеб-Первоход, и о том, стоило ли ради золотых монет совать башку в пасть Гиблому месту.
Лагин был возбужден. Любопытство ученого заставляло его внимательно смотреть по сторонам. Жалел он только об одном – что не может сойти с тропки и поковырять каменную кладку домов, поворошить разноцветные камушки, россыпями лежащие на земле, да пощупать пальцами местную землю. Если верить легендам, Кишень умер в одночасье. Было бы чертовски любопытно узнать: что же его сгубило?..
Путь, который привел Лагина в Гиблое место, начался двенадцать лет назад, и начался он со смерти его сестры Милады. Милада долго хворала, а умерла быстро и без мучений. Просто открыла однажды глаза, посмотрела на Лагина и сказала:
– Я умираю, Тимофей. Жить стало скушно.
Потом закрыла глаза и перестала дышать. Лагин долго стоял перед кроватью сестры, разглядывая ее бледное, худое, неподвижное лицо. Мысль о том, что сестра мертва, не укладывалась у него в голове. Лагин и прежде видел, как люди умирают, и сейчас никак не мог понять, почему все в нем восстает против смерти сестры.