Пластуны. Золото плавней
Шрифт:
Отношение к коню у кубанских казаков во многом обусловлено мифологической насыщенностью народных представлений о нем. Казачья мифология коня – производное от общеславянской. Последняя является весьма сложной и разветвленной. В ней конь предстает как амбивалентное существо, причастное одновременно к разным мирам (мир живых и мир мертвых, мир людей и сверхъестественных существ). Поэтому он считается посредником между разными сферами бытия, помощником всех тех, кто путешествует между ними, непременным участником похоронных обрядов, носителем значительного магического потенциала.
Основой культуры и традиционных ценностей кубанских казаков была военная составляющая. И конь, отношение к нему, были ее важным элементом. Поэтому влияние военизированного образа жизни на мифологические представления о коне было значительным. Конь считался атрибутом общественных сил, помогавшим казаку в борьбе с врагами. Недаром святые, особенно сильно почитавшиеся казаками, – Егорий Победоносец, Архангел Михаил, Мыкола Угодник, считались в казачьей традиции тесно связанными с лошадьми.
И сейчас коневоды, заботливо обихаживая коней, думали о них, говорили с ними, как с равными. Перекидывались друг с другом словами:
– Казак без коня, что без рушницы, – сказал один из коневодов, трепля гнедого друга по холке. – И днем и ночью вместе.
– Так кто ж спорит! Жена дальше!
– Не покидали казаки коня в беде никогда, – подхватил другой. – Смотри, как смотрит на меня! Душа у него человечья. Сейчас заговорит!
– Ой, браты, – вступил в разговор третий коневод. – Все верно. Не зря в старину говорили: не бреши жинке на базу да коню в пути.
– Потому и не доверяли казаки никому ни шашки, ни коня, ни жинки, – подвел итог первый, старший из коневодов. – Это и есть истинные ценности!
Тем временем, пока разведчики, посланные Билым, выполняли поставленную задачу, сотня расположилась импровизированным бивуаком. Казаки достали баклажки с водой и лепешки. Им также необходим был короткий отдых, да и подкрепиться чем-нибудь съестным было неплохо.
– Глядеть в оба! – распорядился сотник, но дозорных решил все же не выставлять. – Сами знаете, не у себя в станице.
Однако Рудь, истолковав слова командира по-своему, выбрал каменюку чуть в стороне и ловко поднялся к нему, прячась в тени, увеличивая тем самым обзор. Микола заметил маневр и чуть заметно кивнул, одобряя.
День уверенно клонился к вечеру. Солнечный диск уже соскальзывал за высокий хребет кавказской горной гряды, цепляясь последними теплыми лучами за вершины скал. Разведчики все не возвращались.
Казаки тревожно начали шептаться:
– Нет братов.
– Задерживаются.
– Может, случилось что?
– Будем ждать, – оборвал чужие рассуждения Билый. – Если бы случилось – услышали. Пока отдыхать. Костры не жечь, махорку не шмалить!
– Ясно, ваше благородь. Не впервой. С понятием, – отвечали станичники.
Сотник расположился на небольшом покатом валуне. Его гладкая твердая поверхность еще хранила тепло, накопленное за долгий солнечный день. Слегка клонило ко сну, но спать сейчас – значит дать врагу шанс уничтожить тебя первым. Кажущееся спокойствие в горах весьма обманчиво. В любой момент жди подарка от детей гор – воинов Аллаха. Здесь или добыть – или дома не быть. Поманил к себе вестового. Шурша мелким камнем, приказной быстро спустился. Молча указал место рядом.
Василь Рудь вдохнул, присаживаясь на камень, располагая винтовку между ног. «Устал хлопец, – подумал Билый. – Тяжко ему после перехода. Но лихой казак! Усталости не кажет. Добре!»
– Вот что, Василь. Ложись отдохни. Покемарь трошки. Время есть. Так изведешься совсем, а ты мне живчиком нужен – впереди бой, – сказал негромко, но решительно Микола.
Вестовой попытался отнекаться, но сотник был настойчив:
– Нэ выбубэнювайся. Ты еще в бочке кис, а на мне уже мундир вис, знаю, шо гутарю! Отдыхай. Это приказ.
– Есть, – уныло сказал приказной, вяло козырнув, и дальше спорить не стал: подчинился, откинулся спиной на теплый еще от дневного солнца валун и сразу задремал, сжав крепко шашку в руке.
«Так-то лучше», – подумал Микола. И, неслышно засмеявшись, добавил:
– Казак спит, служба идет, но и во сне шашку щупает.
Услышали казаки, стали перешептываться, локтями поддевая друг друга, кивая на спящего казака:
– Как девку щупает!
– Да не щупает! Дывись лучше: гладит!
– Заласкал уже, – прыснули негромко казаки.
– Так Василь ласковый, оказывается, а с виду и не скажешь!
– Цыц, – сотник сердито свел брови для вида, а сам скрыл улыбку в усах, – дайте парубку поспать – отключился почти сразу. Всем отдыхать!
Осип Момуль и Иван Мищник, посланные Билым в разведку, петляли меж камней.
Искать отару овец на горном склоне пришлось не долго. Было ясно, что товарчии поведут овец на теплую южную сторону склона, куда не долетают порывы дышащего прохладой ветра. Казаки ориентировались по примятой копытцами овец и ичигами пастухов траве. На их пути то и дело попадались островки свежих катухов, говоривших о том, что они идут в правильном направлении.
И Мищник, и Момуль, оба дюже складно балакали по-черкесски. Наделил их Господь таким даром.
К тому же у обоих бабки были из черкешенок. Деды их привезли с одного из набегов на черкесский аул ясырь – двух молодых девок черкесских. Одну звали Катина, другую Хабат. Обе черноволосые, глазища – как твои черешни. А взгляд! Дикий, непокорный. Родители обоих казаков поначалу против были, затем обвыклись. Да и черкешенки обжились, казаки им приглянулись, чувствами воспылали. Жизнь станичная вольная отличалась от той, что текла в ауле. Женщина для горцев не была никогда ровней. А казаки с детства приучены к женщине с уважением относиться. Будь то мать, сестра али жинка. Женщина выступает как хранительница и защитница домашнего очага, и это вполне естественно, поскольку казак большую часть своей жизни проводил вне дома. Казачки – это особый тип женщины, берущей на себя заботу о семье, ее благополучии, энергично занимающейся хозяйством, способной защитить свой дом от любых посягательств.