Пластуны. Золото плавней
Шрифт:
Рева подошел к арбе и, приложив правую руку к сердцу по горскому обычаю, поздоровался – «Сау бул!» – и показал знаком, что зла никто горцам не желает. Те немного успокоились и опустили медленно руки. Было понятно, что сидевшие в арбе по-русски не говорят. Среди казаков также не было тех, кто мог балакать по-черкесски.
Рева, насколько у него это получалось, объяснил жестами, что им необходима помощь. Показывая на дорогу, ведущую в станицу Мартанскую, он так же жестами попытался объяснить горцам, что им нужно будет ехать по этому шляху до самой станицы, чтобы доставить туда раненого казака. Горцы, все еще недоумевая, покорно мотали головами,
Иисус является в Исламе одним из величайших пророков мусульманской религии и носит имя Иса ибн Марьям аль-Масих (Иса сын Марии мессия). Эпитеты, которыми называют в Исламе Иисуса – раб Аллаха или Абдуллах, посланник Аллаха или расулюЛлах, праведник или салих, слово Аллаха или калиматуЛлах, речение истины или кауль аль-хакк. Также пророк Иса носил имя Масих, что означает «мессия» – таким именем Иисус назван в Священном Коране. Поскольку Иисус носил имя Иса ибн Марьям, то это подчеркивало особую роль его матери Марьям в Исламе.
Пророк Иса по Исламу явился к израильтянам для того, чтобы подтвердить то, что Тора (Таурат) является подлинной, и также принести израильтянам еще одну священную Книгу Всевышнего – Евангелие (Инджиль) – новый Шариат. Пророк Иса в Исламе – это один из посланников Всевышнего Аллаха (расулюЛлах), такой же, какими были Нух, Ибрахим Муса и Муххамед.
Иисус в Исламе идентифицируется с пророком Исой, но в Священной Книге Коран отвергается идея Троицы и отрицается представление христиан об Иисусе как о Боге и Божьем Сыне. Священный Коран подчеркивает, что Иисус – раб Божий.
Димитрий послал нескольких казаков вверх, к бывшей крепостице. Те вернулись примерно через полчаса, неся по двое тела павших товарищей. Увидев это, горцы, сидевшие в арбе, окончательно поняли, что требовалось от них. Спрыгнув на землю, они помогли казакам уложить тела и накрыть их рогожей. Раненого Гамаюна несли на волокуше, собранной из веток, четверо казаков. Волокушу укрепили на арбе, чтобы меньше трясло на ухабах. Гамаюна привязали ивовыми ветками к самой волокуше.
Рева подошел к стоящим в сторонке горцам. Где словом, где жестом попытался донести до их сердец, что вверяют в их руки жизнь своего боевого товарища. Горцы в ответ показали, что просьбу выполнят и раненного казака и тела убитых в станицу доставят. Димитрий снял с шеи амулет и, передавая его одному из черкесов, дал понять, что это своего рода пропуск на казачьих залогах и постах.
Подойдя к лежавшему в арбе на волокуше Гамаюну, Рева склонился к нему, прижавшись лбом ко лбу. Что-то прошептал вполголоса. Стоявшие рядом с ним станичники так и не поняли, что именно. То ли молитву читал младший урядник Рева, то ли прощался. В последнее время часто его мысли тяжелые посещали, убиенные супруга с доченькой во снах приходили. Понимали станичники, что не тот стал Димитрий. Гложет его душу тоска, хотя и не показывает он этого явно, но чуйка казачья не подводит никогда. Вот и сейчас гадали односумы-станичники, о чем шептал Димитрий Рева, склоняясь над раненым Гамаюном.
А Димитрий и вправду, видимо, чувствуя неладное, мысленно прощался со своим боевым товарищем. Нет! Он был уверен, что горцы, давшие слово свезти тела в станицу, обещание выполнят, чего бы это им ни стоило. Цену слову они знали. Димитрий сомневался в том, что он вернется живым из этого похода. Уж много знаков было ему за последнее время. Подняв голову, он перекрестил Гамаюна и лежавшие рядом с ним тела станичников и, надев снова папаху, махнул резко рукой: «Трогай». Один из горцев хлестнул коней, и арба затряслась по каменистому шляху, ведущему в родную станицу. «Поможи, Боже!» – прошептал Димитрий, когда арба с телами его товарищей, подпрыгнув на очередном ухабе, скрылась за большим валуном.
– Хрыстос в небесах, а душа в телесах, – сказал он стоящим несколько позади него казакам. – Бог души нэ возьмэ, покы вона сама нэ вылэтыть!
– Так, Дмитро! Так! – ответил, подошедший к нему Гнат Рак. – Бог нэ выдаст, свиния нэ зъйист.
– Смотри, – закричал Филимон, подцепив ногой ремни с шашкой в ножнах и простым кинжалом. – Я иду, и тут меж камней блеснуло что-то. Дай, думаю, посмотрю! А это схрон чей-то!
Михась, младший брат сотника Миколы Билого, скинул с плеч тушу молодого кабанчика – повезло на охоте – и быстро подошел к другу.
– Дай посмотрю.
– Казачий схрон! – ликовал Филимон, и в предутреннем сумраке лицо его светилось от счастья.
– Дурень ты, – сказал Михась и покачал головой. Хлопец потянул чужую шашку из ножен. Блеснула ухоженная сталь. Беспокойство усилилось. – Дурной знак. Кажись, беда случилась великая, раз казак свое оружие оставил.
– Да что могло случиться? – беззаботно хмыкнул Филимон. – Ну, отрабатывали, может, какую учебную тревогу – видели же дымы, не зря твой брат ученья проводит.
– А то, Филя, и случилось, – сказал Михась и посмотрел вверх на гладкую стену камня, бесконечно уходящую ввысь. – Что никто просто так лезть к небу не станет. Если только не такой дурной, как ты.
– Да ни, – Филя неистово закрестился. – Дураков нэма так рисковать.
– Выходит, есть – кого-то нужда толкнула!
– И что делать станем? Заберем оружие в станицу или дождемся хозяина?
– Я думаю, искать надо хозяина. Рядом он где-то. Не мог не вернуться за шашкой своей.
Глава 8
«Починаэ развыдняться», – сказал сам себе сотник Мыкола Билый, мотнув головой из стороны в сторону, как будто стряхивая остатки дремоты. Сумрак отходил, уступал, и предметы вокруг вырисовывались четче.
– Василь! – слегка толкнул он спящего приказного Рудя. Казак замычал, дергая ногой, лягая кого-то или спеша по своим делам даже во сне. – Васыль! – чуть громче повторил Билый. – Проспался?
Рудь, вздрогнув телом, открыл глаза: